– Ма… – настойчиво повторил недомертвец.

Она стучала по скальпелю, торчащему из глаза, несильными ударами, едва приподнимая аккумулятор, ставший вдруг раз в десять тяжелее. Словно гвоздь заколачивала. После первого удара мобиль трепетнулся под ней, упруго и сильно, как громадная рыбина. И после второго трепетнулся, но слабенько, едва заметно, а потом затих. Но она стучала и стучала по скальпелю, и заколотила почти весь, оставив от него снаружи ровно столько, чтоб ухватить, раскачать и вытащить.

Гнусавый не шевелился и говорить больше не пытался. На всякий случай она долго мяла липкими пальцами его горло, искала пульс, но не нашла. Теперь уж точно готов.

* * *

Лиза чувствовала себя королевой.

Она была в ботинках, и даже почти подходивших ей по размеру, а небольшую разницу исправили тряпицы, запиханные в мыски. Она была в одежде, в нормальной, мать вашу, одежде! А сраная тряпка, когда-то бывшая белой, но пропитавшаяся с тех пор всем дерьмом на свете, – отправилась в свой ад для медицинских халатов. Небольшой рост и худосочное телосложение гнусавого мертвеца – большая для нее удача, а удача номер два в том, что она прикончила его почти без крови, а та, что все же выплеснулась из пробитого глаза, ничего не загадила.

Штанцы были узковаты в бедрах, но Лиза поправила беду, слегка подпоров сзади скальпелем шов (на все гожий инструмент! по слухам, им, кроме всего прочего, даже больных оперируют!). Китель, наоборот, оказался великоват, и без иголки с ниткой это не исправить… нет, не так, без иголки с ниткой и Марьяши это не исправить, рукодельница из Лизы никакая. Но она подвернула рукава кителя, запихала волосы под камуфляжную кепку и решила, что издалека сойдет за мобиля, а вблизи все равно не прикинуться.

Одеждой и обувью список обретенного не исчерпывался.

У нее появился фонарь. Тот, что послужил ей оружием, ремонту и восстановлению не подлежал, но в кармане гнусавого мобиля лежал фонарик другой: металлический цилиндрик в полтора пальца длиной.

Фонарь, даже такой плохонький, открывал ей множество новых возможностей. До сих пор Лиза двигалась только туда, где имелось хоть какое-то освещение, пусть даже самое скудное. Сунулась разок сдуру в темную нору с кабелями, намучилась там и поняла: в кромешной тьме странствовать не стоит. И, возможно, оттого проскакивала таящиеся в темноте пути наверх. Теперь не проскочит.

Скудный, из одного скальпеля состоявший арсенал пополнился толстой резиновой палкой, Лизе она понравилась: самопальная, конечно, но сделана по уму, – и она отказалась от мысли смастерить кистень из аккумулятора и из ремня второго мобиля. Залитый в дубинку свинец вмажет не хуже такого кистеня.

Но самый главный, самый ценный трофей лежал во внутреннем кармане у мертвеца, не пожелавшего опробовать ее тело из страха перед неким Ковачем.

План этажа!

Некоторые условные значки она не понимала… Но, по счастью, покойный мобиль тоже не был большим знатоком планов и обозначений на них. И кое-что для себя подписал карандашом. Одна надпись, самая длинная, была сделана на полях, от нее через половину плана протянулась нарисованная стрелка. Надпись сразу притягивала взгляд, и Лиза прочитала ее первым делом.

Прочитав, она подумала: нет, не может быть, что-то она не так прочла или не так расшифровала.

Прочитала снова, так и этак повертела в уме сокращения, но иных вариантов расшифровки не придумала.

Вот что там было написано:

И если надпись на полях этажного плана не обозначает пожарную лестницу, напрямую связывающую нулевой и минус четвертый этажи, – проще говоря, поверхность и тот этаж, где она сейчас, – то Лиза готова провести остаток этой ночи (да хоть остаток жизни, что уж мелочиться!) в казарме озабоченных мобилей. Не сопротивляясь и не предохраняясь.

Здраво рассуждая, такие пожарные лестницы должны быть на каждом этаже. Чтобы в случае чего выводить по ним людей мимо этажей других, охваченных пламенем… Но ей все другие лестницы по барабану. Ей нужна эта, единственная и неповторимая.

Что ни говори, два дохлых мобиля оставили ей королевское наследство, и она чувствовала себя королевой, но оказалась неблагодарной наследницей – перерезала мертвецам глотки и намалевала рядом две цифры, угадайте какие… Да, именно те, четверку и пятерку.

Последний штрих нанесен, пора уходить…

Впервые за все время, проведенное на Базе, она знала, куда идти.

Одна беда: не знала, откуда. Нет, понятно, что отсюда, где стоит, – от развилки, где валяются два трупа и осколки фонаря, – но кто бы ей ту развилку на плане указал, кто бы пальцем в нее, развилку, тыкнул: стоишь, мол, ты здесь, шагать тебе – туда. А так-то этих развилок на плане нарисована хренова туча. Но, что характерно, особую примету – два трупа и осколки фонаря – никто у нужной развилки не нарисовал, еще не было той приметы, когда план рисовали, появилась она трудами…

Лиза резко оборвала мысль. Резко пошагала вперед. Либо назад. В смысле, она не знала, куда двинулась: к лестнице или от нее.

В краткий миг просветления она поняла, что мысли движутся все медленнее. Совсем замедлятся – и в следующий (лишь для ее мозга следующий) момент она проснется от фонарей, светящих в лицо. Или от берцев, пинающих по ребрам. Или от того и другого разом.

Надо шагать, не останавливаться. Так или иначе выйдет к чему-то приметному, обозначенному на плане.

Да, она шагала и чувствовала себя королевой… Елизаветой Первой, или даже Елизаветой Великой, владычицей подземелий… Подыхающей от голода и усталости королевой, засыпающей на ходу.

С Лизой произошло нечто странное.

Ей больше не хотелось спать. И есть. И усталость она больше не ощущала.

Надо бы радоваться, но она не радовалась. И не печалилась. Прочих эмоций тоже не испытывала, все ее эмоции тайком купили билет и укатили на поезде, не попрощавшись. Ее желания заскучали без компании и вскоре тоже двинули на вокзал, догонять эмоции скорым, – Лиза теперь не хотела не только есть и спать, но вообще ничего. Даже выбраться отсюда уже не хотела. Умом понимала: надо, и даже что-то делала для того. Шла, механически переставляя ноги. Определила свое место на карте, оказавшись на уникальном перекрестке, где сходились сразу пять коридоров. Прикинула маршрут и двинулась к пожарной лестнице.

Но все происходило на автопилоте. Согласно программе, заложенной давно, когда у нее еще были желания и эмоции. Если программа даст сбой – например, путь преградит не обозначенная на плане стена, – Лиза тупо остановится и тупо станет на нее смотреть, не зная, что делать дальше. И не желая знать.

Программа и механически переставляемые ноги привели ее в туннель. Он был прямоугольным в сечении и очень низким, крайне неудобным для ходьбы: Лиза шла, сильно пригнувшись, и все равно порой камуфляжная кепка скребла бетон потолка, – а как тут ходили более рослые кровососы (а они порой ходили, в густой пыли была натоптана тропинка), можно только гадать. Лиза не гадала. Ей было насрать.