Может быть, эта несущественная деталь повлияла на его настрой, тем не менее Сангалло ощутил то, что называется приливом сил.

Он спустился в подвал, кивнул охраннику: «Открой», мысленно прокомментировав: «Вот так надо было стеречь виллу и ее заледеневшего гостя».

По пути к камере он встретил еще двух охранников в камуфляже. Одного непосредственно возле двери.

– Что там? – спросил Пальмиро.

– Не видно, доктор.

– Может, тебе стоит врезать «глазок»? – хмыкнул полковник. – Открой.

Помещение не пришлось оборудовать на манер тюремной камеры. Эта отдельная комната соответствовала всем параметрам узилища: сыро, свет проникает сверху через узкое окно, в темных углах словно притаились призраки умерших. В правом дальнем углу камеры на матрасах, брошенных на пол, сидела, скрестив ноги, пленница.

Сангалло обернулся к охраннику:

– Принеси мне стул.

Он удобно устроился на нем, бросив ногу на ногу. Он мог допросить девушку наверху, в одной из лучших комнат виллы, угостить ее местным вином, чтобы и она ощутила его агрессию и неповторимую нежность. Это называлось расположить к себе собеседника, соперника, противника, кого угодно. Но Сангалло решил пока повременить. С места в карьер он спросил:

– Название операции. Название вашей группы.

Ему не требовался переводчик. Он долгие годы тесно сотрудничал с хорватскими налоговиками, спецами из управления по незаконному обороту наркотиков. Наконец, его работа в общем деле с капитаном Левицким. Сангалло удивился, насколько близки были хорватский и русский языки. Добра вэчэр, добро ютро, отворено, затворено. Сутра – значит завтра. Молим – пожалуйста. Но нет, Сангалло ни молить, ни просить не собирался. Он пришел требовать.

И повторил:

– Название операции. Название вашей группы.

– Название общее – «Красные наклейки», – ожила на матрасах Дикарка. – Мой позывной – «Принцесса на горошине».

– Где вы проходили диверсионную подготовку?

– Нам купировали головную часть мозга, которая отвечала за эту информацию. Операция несложная – кричат в ухо во время ночного кошмара, и ты купирован.

– Что вы помните? – Сангалло не мог не принять тон и поведение девушки, которая превращалась для него в девку.

– Помню, нам давали тему глупую, – ответила Дикарка. – «Выход из борьбы за власть». Так вот, препод заявил…

– Кто, опроститэ, заявил?

– Преподаватель. Мы называли его Исчадием, уж больно придирчивый «слон» был. Так вот, он ляпнул: «Власть подразумевает, что необходимо отчитываться за принятые меры и решения». Тему продолжил инструктор по огневой: «Власть, которая избегает контроля, опасна. Давайте-ка, ребятки, потренируемся в стрельбе по грудным мишеням». Успеваешь за мной?

– Вообще-то…

– Вообще-то, и мы, курсанты, понимали друг друга хорошо. Даже когда мы говорили хором: «Когда я устаю, я ржавею».

– Что еще вы говорили хором?

– Например… «Я сам решаю свои проблемы».

– Как начинался день в подразделении, где вы проходили диверсионный курс?

– Каждый день начинался одинаково. Построение, зверская рожа старшего инструктора, его дружелюбный голос: «Тема сегодняшних занятий – знакомство с самим собой. Сегодня вы пробежите на четыреста метров больше, чем вечера». Четыреста метров – это кружок вокруг стадиона, парень. Каждый день я узнавала о себе больше и больше. Я была готова променять эту учебу на ту работу, от которой у баб половые органы и все остальные внутренности отвисают до колен: асфальтоукладчицей. С кайлом, кувалдой, ломом, переносным катком, с любым самым тяжелым инструментом.

– Что еще интересного расскажете? Какие еще темы вам давали преподаватели? Сегодня одна, а завтра…

– Тема завтрашних занятий: «Знакомство с самим собой». По выходным – добавка к теме: «Знакомство с другими». Мы уединялись с моим парнем, часами ласкали друг друга, будто назавтра уже не переглянемся, не перемигнемся, а через неделю не трахнемся. Так, будто через семь дней встретимся не мы, а кто-то другие, не я с ним, но он с кем-то. Но «стиснуть зубы» – мой девиз.

– Расскажите о вашем кураторе. Кто руководил операцией здесь, в Италии? Дам вам подсказку: он из управления военной контрразведки.

– А… Значит, он из военной контрразведки. Не знала. Не догадывалась. Кто он? Мне всегда хотелось подвести его к витрине универмага…

– Он страдает безвкусицей? Его возраст?

– С челкой, которую он постоянно поправляет, с волосами, которые лезут и за воротник, и на воротник, и на уши одновременно, он похож на бомжа, стырившего приличный костюм в гостиничном номере. А приглядеться, «возрастной» мужик лет… около шестидесяти или пятидесяти лет. Он будто поставил задачу не дать рассмотреть свой настоящий возраст, и выполнял ее на отлично. Он маскировал годы, месяцы и дни за вопросами, ответами, усмешками, за насупленными бровями, за улыбкой и белоснежными зубами.

Сангалло щелкнул пальцами и нахмурил лоб.

– Эта тактика, – он даже прижал кулак к губам, словно целовал перстень с печаткой, чтобы легче было вспомнить, – она называется…

– Держать дриблинг, – ответила Дикарка.

– Да, кажется, так. Куда вас приведет ваш дриблинг? На что вы надеетесь? Что вы говорите себе сейчас? Вообще, что вы делаете?

– Я сижу на двух матрасах и оказываю давление, так как без него ничего не выйдет. А говорю я следующее: «Давай-ка вперед». Часто – себе. Сейчас – вам. Если я что-то скажу, то в обмен на свои цацки: серьги, штифты. Это мой боевой грим, боевой раскрас, мой талисман. Мне дорог мой сотовый телефон – это подарок. Вы можете воспользоваться случаем и узнать, кому я позвоню. Не хотите – не надо. Выньте аккумулятор из телефона, и тогда я не смогу позвонить. Но буду благодарить вас.

– Покаяние лучше оставить для исповеди.

– Или для следующего допроса.

Сангалло незаметно улыбнулся. К концу беседы подруга бросила дриблинговать. Она не сдалась, но уже готовит себя к этому. Она сильный человек, и для нее сломаться без борьбы, даже наигранной, непозволительно.

– Рука вас больше не беспокоит? – проявил он заботу.

– Пуля прошла навылет. – Дикарка все же не смогла сдержать гримасы от боли. – Но удар был сильный – пуля-то ружейная, меня чуть в воздухе не перевернуло. Видите, как распухла рука?

2

Сангалло облюбовал апартаменты в другом крыле, менее престижном, что ли. Реноме других, более роскошных помещений, которые некогда занимал Дарио Гардиан, было подпорчено смертью самого «квартиросъемщика».

Развязав галстук и бросив его на кровать, Сангалло вызвал к себе начальника охраны объекта.

– Принесите вещи, изъятые у арестованной. Все, кроме нижнего белья. Вряд ли оно меня заинтересует, – с долей брезгливости закончил полковник.