Мысли о том, насколько многоликим может быть небосвод планет притом, что звезды светят во вселенной всем одинаково, немного отвлекло. Я и не заметила, как рядом со мной оказался Дариш.

– Говорят, что тем, кто привык к галактическим суткам, бывает трудно перестроить свои биологические часы под режим Танэкта. А вам так не кажется?

– На каждой планете время полного оборота вокруг своей оси разное. Что в этом такого?

Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Но сейчас я могла себе это позволить. Мы не на допросе.

– Тогда полагаю, ваше состояние вызвано иными причинами. Что бы это ни было, примите совет старого служаки. Время невозможно повернуть назад, и коря себя за неверные поступки в прошлом, вы делаете только хуже. Потому как не видите настоящего, и, следовательно, имеете гораздо больше шансов совершить непоправимую оплошность в будущем.

– Спасибо за совет.

Каким образом Дариш сумел так точно угадать причины моего состояния? Ведь о Браене я ничего не рассказывала, пояснив лишь, что он приставлен меня охранять и помочь адаптироваться после потери памяти. О том, что именно он помог мне избежать стирания, я умолчала, предположив, что, скорее всего, сыворотка просто на меня не подействовала. Незачем давать службе безопасности лишний рычаг давления в виде личных чувств и переживаний.

– И уж раз я взялся советовать, позвольте еще одно. Знаю, что принц Ингир предложил вам место в посольстве. Соглашайтесь. Мне кажется, именно от Вас во многом будет зависеть, насколько мирными будут переговоры между мирийцами и Союзом.

Поймав мой недоуменный взгляд, ведь целью посольства будет создание коалиции Танэкта и Альтеры против Союза, а не переговоры с последним, Дариш пояснил:

– Лучшая война – это та, которой не было. Потому, объединившись с нами, мирийцы будут представлять серьезную угрозу. Союз попытается договориться с новой силой на политической арене, и ему придется пойти на уступки, и, как минимум, признать новую расу со всеми причитающимися на то правами.

Подумалось вдруг, что пока Альтера вне закона и не захвачена лишь благодаря своей удаленности. Эта маленькая, вечно готовая к войне планета, при желании Союзом будет наверняка оккупирована, но с большими потерями. Помню время, когда мы еще удивлялись, откуда во вселенной столь малочисленная, но столь совершенная раса воинов. По идее, если бы они эволюционировали, как, например, люди, в течение миллионов лет, то с таким уровнем агрессии и культом войны должны были перебить друг друга или утратили бы часть боевых навыков, ненужных в повседневной жизни, за ненадобностью. Но так как это генно-модифицированные, то все становится понятно.

Меж тем Дариш продолжал:

– Но это самый благоприятный исход. Боюсь, что лазутчики Союза попытаются сорвать переговоры. Вы же, как человек, должны показать, что в состав Союза входят не только агрессоры, но и те, кто готов к конструктивному диалогу.

– Проще говоря, мне нужно будет расположить к себе мирийцев?

Что-то слабо верится в наивность Дариша по этому поводу. Чтобы один человек да в корне изменил мнение о целой расе? Офицер службы безопасности Ханити усмехнулся.

– Не всех, но одного все же постарайтесь. Его имя Лерго дис’ Кейрим, он главнокомандующий армии Альтеры и, как мне подсказывает чутье, именно его при благоприятном стечении обстоятельств назначат послом для заключения договоров с Союзом.

Устало посмотрела в окно, где все так же неспешно плыли облака. Как захотелось стать одним из них, раствориться в холоде плотного водяного тумана, взирать на мир с высоты и оставаться равнодушной к чужой боли, к чужой радости.

– Зачем вы мне все это говорите? Я не могу, да и не хочу становиться послом. Меня этому не учили! Все, что могла, я рассказала, зачем все остальное!

– Вы сможете – на меня в упор уставились холодные, будто вымораживающие до абсолютного нуля, глаза Дариша. – Ради памяти своего отца, ради людей, иллийцев, танинов, мирийцев, да любых мирных жителей, что гибнут в схватках. Вы же точно так же, как и миллионы, на своей шкуре пережили, что значит быть жертвой таких налетов! – Под конец офицер уже почти рычал.

Он знал, на что давить, как убеждать. А еще я почувствовала, что и на себе Дариш испытал боль утраты. Кто погиб у него? Брат? Любимая? Дети? Отец? Мать? Друг? Зачем гадать. Ясно лишь одно – за непроницаемой маской скрываются боль и отчаяние. Сейчас я лишь краем глаза увидела всю бездну страданий, что бушует в душе офицера, и узнала себя, такой я была десять лет назад, только прилетев на посадочную площадку училища. Теперь я понимала Дариша намного лучше, и пришло осознание: сделаю все возможное, чтобы эти переговоры состоялись. Да, скрытая конфронтация Союза и мирийцев будет всегда, но холодное противостояние лучше плазмометных очередей.

Офицер службы безопасности Ханити ушел, оставив меня наедине с мыслями. А я стояла у окна, неосознанно отмечая слой пыли на раме и маленькую трещинку на стеклопластике, приходя к осознанию ситуации. Да, прошлого не исправить, но сделать так, чтобы все это было не напрасно – в моих силах. Решительно вздохнула. Вспомнив давнюю поговорку «делай, что должен и будь что будет», толкнула дверь в кабинет – пора возвращаться к «архивным юношам», как я мысленно окрестила консилиум, партизанами засевший в допросной.

Штрафник Дранго

Браен брел по коридору больницы. Помещение было настолько длинным, а освещение – нестерпимо ярким, что ему невольно захотелось проверить пульс – уж больно ассоциации были специфические. Для полноты картины не хватало только нежных голосов, поющих псалмы, да крылатых нравоучителей с лампой вечного накаливания модификации «нимб стандартный, диаметр один и четыре».

Дранго сощурился. Триоды, встроенные лентами в потолок и верхнюю часть стен сомнительного аргульского производства, всегда славились своими отклонениями от общепринятых стандартов. Либо светили еле-еле, либо заливали иллюминацией так, что слезились глаза, а еще постоянно искрили и перегорали. Зато стоимость была ничтожной, чем беззастенчиво и пользовалось начальство, закупая эти лампы. По бухгалтерии они, конечно же, проходили по цене антикварных цокольных, но кого это волнует? Ревизия сюда с момента основания станции не приезжала, так зачем понапрасну тратиться на качественное освещение в больнице, когда можно эти же деньги потратить на что-то действительно нужное. Например, особнячок на Пуками – планете системы Бетельгейзе?

После теплой встречи, организованной медперсоналом больницы, Браен шел на поправку скорее вопреки, нежели благодаря деятельности жрецов Гиппократа. Громила старался от него не отставать, как во время выздоровления, так и сейчас – бодро шваркая по коридору чуть приволакиваемой левой ногой. Последние пара инъекций для него оказались жутко неудачными и болючими. Такое ощущение, что медсестра сдавала зачет по стрельбе и метко попадала не только в одну и ту же мишень, но и практически в одно и то же входное отверстие, в результате чего на ягодице здоровяка красовалась внушительная гематома. Впрочем, Громила не сильно жаловался, мечтая побыстрее унести ноги из этого удавительного (в смысле лучше удавиться, чтоб только сюда не попасть) места.