– Так добр-р-ры, так добр-р-ры! – Попугай взмыл настенной шкафчик и гордо распушил хохолок. – За чир-рик р-раком, за чир-рикр-раком!

Скудин замахнулся на него носками, которые держал в руке,заранее, впрочем, зная, что это бесполезно. Вставать на путь исправленияпопугай отказывался категорически.

– Риту? Это можно, в ванной моется. – Бабушка тожеузнала Скудина, закашлялась, со стуком опустила трубку на что-то твёрдое иначала удаляться, крича на ходу: – Рита! Рита! Хорош плескаться, тебя твоймужик к аппарату требует!

«Твой мужик». Скудин про себя усмехнулся. Он никогда не былмонахом, но своё отношение к Рите с некоторых пор уверенно квалифицировал какбратское.

Ритин голос в трубке был осторожен:

– Слушаю?

– Рита, привет, это я. – Скудин переступил по полубосыми ногами и тотчас вспомнил, как они стояли друг против друга в дверях«нехорошей» квартиры: он чуть ли не при полном параде, она – в банном халатикеи босиком. Тогдашние происшествия быстренько их уравняли. И вот что-топодобное, кажется, происходило опять.

– Здравствуй, Ваня!

В голосе молодой женщины прозвучало явное облегчение.

– Извини, если не вовремя. Как там Натаха-то, не лучше?

Он знал, что накануне она собиралась к подруге в больницу.

– Ой… – Было слышно, как Рита судорожносглотнула. – Лежит трупом… смотрит в одну точку… А глаза… пустые, мёртвые…Ваня… – Рита всё-таки не выдержала и разревелась взахлеб. – Господи,за что это ей, ведь кошек бездомных кормила, хека покупала без хребта…Оттаивала в мисочках, чтобы мерзлого не наглотались… Говорила, иначе животызаболят… Я ещё нос воротила, пахнет, мол, по всем комнатам…

Вот такие пироги. Жила себе девка, жила, как умела. Нестроитель коммунизма, конечно, но и не киллерша какая-нибудь, не бандерша. Апотом появились четыре ублюдка с паяльником. Из-за чемодана поганого. Как её натом свете рассудят – заслужила? Не заслужила?.. Скудин про себя полагал, что незаслужила. Таких видел, противу которых Натаха – ангел небесный. Особенно понынешним временам.

– Никого не узнаёт, Ваня, ходит под себя, доктор,симпатичный такой, говорит – полностью распалась как личность, одни рефлексыостались…

Что в переводе с врачебного означало – крыша съехаланапрочь.

– Может, надо чего? Денег? – Скудин хрустнулпальцами, снова переступил по полу, в глаза его в этот момент лучше было незаглядывать. – Лекарство, может, какое? Ты скажи, мы мигом достанем.

А в глубине души было жаль, что Глеб с Борисом кончили техсволочей слишком уж быстро. Тоже, святые угодники. Мать их. Перед умственнымвзором Кудеяра пронеслось согревающее душу видение рашпиля и плоскогубцев. Ещёфигурировала табуретка, перевёрнутая ножками вверх. Как раз на весь квартет ихватило бы… Паяльник – тьфу, детский садик на травке. А впрочем, Натахе-то отэтого лучше бы уже не стало…

– Нет, Ванечка, спасибо, всё есть… – Рита взяласебя в руки, голос её перестал срываться. – Ты… лучше мне ещё как-нибудьпозвони…

– Ладно. – Скудин непроизвольно глянул на часы икивнул, хотя Рита не могла его видеть. – Счастливо. Ты осторожнее там.

Вешая трубку, он успел услышать на другом конце однократноебасовитое гавканье. Странно. А впрочем, не его дело.

Отскрёб ногтем от телефона присохшую белую каплю иотправился на кухню разбираться с пельменями. В магазинчике неподалёкубесперебойно продавали его любимый сорт – «Семейные». Вот так, пельмени есть, асемьи всё равно нет. И в перспективе не предвидится…

Грязную посуду он сложил в раковину – никуда не денется,потом. Снова вспомнив нехорошим словом телерекламу, выволок из шкафа пропахшуюнафталином парадку. Надел, посмотрел в зеркало. Всё как надо, на ботинкахблеск, на брюках складка. Не говоря уже про нашивки за ранения и награды…

– Уср-р-раться! Уср-р-раться в доску! – Жирик ввосторге забил крылами и, видимо, от нахлынувших чувств густо обляпал пол – ксчастью, по мундиру всё же промазав. – За чир-рик! За чир-рик!

Снизу дважды бибикнула тёмно-зелёная «Волга». Бибикнулаосторожно, деликатно, этак шёпотом. Пора было ехать пред светлые генераловыочи. Прогибаться перед начальством. Отход-подход… Тьфу. Здесь тебе,подполковник, не джунгли.

– Благослови, пернатый. – Скудин подмигнул Жирику,включил сигнализацию и тоже «шёпотом» притворил квартирную дверь.

– Здравствуй, Федя, – отозвался он на приветствиеводителя. – Давай в контору.

Многоопытный Федя сразу подобрался, улыбаться перестал. Зналнебось, что лучше быть поближе к кухне, а от начальства – подальше. Знал и всеэти шуточки, что у главнокомандующих лампасы и лбы – ширины одинаковой, аизвилина одна, да и та снаружи. От фуражки.

На Захарьевской, почти начисто вытоптанной джипами бандитов,приглашаемых давать показания в соответствующий отдел, припарковаться оказалосьнепросто, но Федя справился. «Волга» – символ советского благополучия – сразустала казаться маленькой, тусклой и неприметной среди сверкающих громад«Ландкрюйзеров», «Дефендеров» и «Лендроверов». Впрочем, сами они тоже терялисьна фоне серого дома, такого большого, что из его окон некогда – а на самом делеи до сих пор – напрямую видна была Колыма. Скудин вошёл в боковой подъезд,миновал прапорщиков на вахте и, сдав шинель в гардероб, двинулся по лестницевверх. Награды позванивали в такт шагам, как колокольцы в колхозном стаде. Ну ишут с ними, пускай звенят. Всерьёз раздражал Кудеяра только орден БольшогоЧёрного Гиббона, который вообще мешал нормально шагать. Орден, выданный далёкойафриканской республикой Серебряный Берег, представлял собой стилизованнуюнабедренную повязку из обезьяньих хвостов. И носить его полагалось насоответствующем месте. То бишь на бёдрах. Всякий раз, когда приходилосьнадевать эту высокую правительственную награду, Иван чувствовал себя идиотом.Но и чёрт бы с ней, с меховой набедренной повязкой поверх мундира, – такспереди ещё болтался череп того самого гиббона, язви его в корень. Из серебра,в натуральную величину. Саблезубо оскаленный и со здоровенными рубинами вместоглаз!.. Голова примата вызывала ужас у всех встречных чекистов, но и это можнобыло бы пережить… если бы тяжеленная чертовина при каждом движении не колотиланемилосердно прямо в пах. Иван давно уже подозревал, что орден являлсязамаскированным орудием пытки, и с каждым шагом вспоминал Монохорда Капустина –как же я тебя понимаю, Боря, ох, как же я тебя понимаю!..

Всё-таки он без потерь и опоздания добрался до небольшой, неиспорченной особыми излишествами приёмной. И, храня каменный вид, представилсядежурному капитану:

– Подполковник Скудин. Мне назначено на десятьноль-ноль.

– Минуточку… – Тот не глядя потянулся к местномутелефону и чуть не промахнулся по трубке – смотрел, точно загипнотизированный,на – серебряную обезьянью башку, где ж ему, служаке кабинетному, было видетьчто-то подобное. Но выучка не подвела, всё-таки поднял трубку, прошептал в неёнужное заклинание и кивнул на дверь: – Пожалуйста. Павел Андреевич вас ждёт.