— Пальба орудиями по огню, — раздался в тишине его голос, и последовала команда: — Правый фланг, начинай. Первое, п-ли!

Пушки стреляли по очереди: первая, вторая, третья, четвертая и так далее, но с интервалом в полминуты. Флагманский корабль содрогнулся от этого перекатного залпа и окутался черным пороховым дымом. Двенадцать орудий, выплюнув чугунные ядра диаметром около 12 сантиметров, откатились на своих маленьких толстых дубовых колесиках от бортов. Но ушли они недалеко, потому что канаты, кольца, блоки и железные крюки, удерживающие их, действовали безотказно. Канониры, схватив мокрые банники, приступили к подготовке нового выстрела и начали чистить стволы от остатков сгоревшего заряда.

В этот момент раздался ответный залп шебеки. На правом борту «Орхание» имелось 10 орудий. Правда, калибром они отличались от русских: не двенадцатифунтовые, а только шестифунтовые, с ядрами диаметром чуть больше 9 сантиметров. По привычке пираты палили в мачты, реи, ванты и паруса, чтобы лишить противников возможности покинуть поле боя и в дальнейшем захватить их корабль.

Аржанова вместе с командором находилась уже на шканцах. Над их головами затрещали деревянные части рангоута, лопнул какой-то канат и конец его, извиваясь, со свистом пролетел над штурвальным колесом. Однако большого ущерба вражеские ядра не причинили. Только в трех местах подобранного полотнища марселя на грот-мачте от их попадания образовались прорехи.

Козлянинов мельком взглянул на Анастасию. Может быть, она испугалась? Может быть, гром артиллерийской канонады ей в новинку? Тогда он не прочь предложить прекрасной даме руку и отвести в адмиральскую каюту, как это и предлагалось ей ранее. Ничего она не потеряет в его глазах, ибо женщины — существа бесконечно слабые. Но ничего и не приобретет.

— Смотрите, Тимофей Гаврилович, — Аржанова спокойно указала капитану на шебеку, затянутую дымом от стрельбы. — Наш первый залп вышел весьма удачным. У них поврежден фальшборт у носовой надстройки. Думаю, туда попало не менее двух ядер…

Артиллеристы «Хотина» сейчас работали, как заводные.

Лейтенант Панов обещал командору вести огонь интенсивно и давать один выстрел в полторы минуты. Он держал свое обещание. Людей у него хватало. На пушку приходилось по пять человек, и трудились они с поразительной слаженностью. Боезапас флагманского корабля, пополненный в Керчи, составлял 55 ядер на орудие. Он позволял забрасывать неприятеля этими литыми чугунными шарами непрерывно в течение полутора часов. А еще имелась картечь — цилиндры с круглыми свинцовыми пулями, число коих доходило до 90 штук, гранаты, начиненные порохом, при разрыве дававшие пятнадцать осколков, и брандкугеля — зажигательные снаряды, состоящие из чугунной оболочки с пятью отверстиями. Их заполняла смесь из селитры, серы, пакли и смолы. При соприкосновении с целью они вызывали пожары, особенно губительные для деревянных судов.

На «Орхание» не могли отвечать русским на все их залпы. Берберы вели огонь с частотой до одного выстрела в четыре минуты. Сказывалось меньшее количество орудийной прислуги и слабая ее — конечно, в сравнении с военно-морским флотом России — боевая выучка. Пираты предпочитали действовать в рукопашном бою и не огнестрельным, а холодным оружием, где каждый старался сам за себя. При пушках требовалось подчиняться правилам команды, и тут они работали не очень-то охотно. Потому попадание в цель, к тому же — неоднократное, считалось у них изрядной удачей.

Таким образом «Хотин», более получаса громя противника, получил лишь одно серьезное повреждение. Берберы двумя ядрами вдребезги разбили рей на бизань-мачте. Но палуба парусника, прежде идеально вымытая и убранная, уже представляла собой зрелище совершенно хаотическое. Повсюду валялись обломки дерева, обрывки парусины и канатов. Десятки дельных корабельных вещей, больших и малых, сместились со штатных мест и захламляли пространство между бортами. Грохот залпов, рев вражеских ядер, крики людей, клубы дыма, среди которых метались артиллеристы с почерневшими от гари лицами, — все это усиливало впечатление ада, вдруг возникшего на воде.

Однако на шебеке дела обстояли гораздо хуже. Русские ядра попадали в ее корпус с пугающей периодичностью. Наконец, случилось то, чему лейтенант Панов обрадовался как великой своей пушкарской победе.

Хотя начало сего действа было обычным.

Орудие № 4 откатилось после выстрела. Канониры мгновенно пробанили его дуло, прочистили затравочное отверстие в казенной части длинным медным прутом, или протравником. Затем в ствол вложили картуз, то есть мешочек с порохом, и дослали его до конца деревянной колотушкой на палке — прибойником. За картузом в дуло отправился шпигель — деревянный пыж с выемкой для ядра на одной стороне, после него — ядро, опять же утрамбованное ударом прибойника. Солдат проколол картуз протравником и вставил в запальное отверстие скорострельную трубку. Пушку, готовую к выстрелу, вернули на прежнюю позицию, и фейерверкер уже склонился над ней.

Панов, наблюдавший за батареей левого борта, в тот момент проходил мимо. Потом лейтенант рассказывал в кают-компании, будто кто-то невидимый толкнул его в грудь и заставил остановиться. Панов сказал фейерверкеру:

— Дай-ка, братец, я сейчас наведу…

Тот отступил на шаг:

— Извольте, ваше благородие!

Командир корабельной артиллерии покрутил винт клинового механизма, расположенного под стволом, и ствол чуть-чуть приподнялся. Затем Панов постучал ладонью по лафету слева, и канониры немного сдвинули пушку в ту же сторону. Лейтенанту почудилось, что окрашенный коричневой краской борт шебеки стремительно к нему приближается, а, значит, промаха быть не может. Команду офицера: «Огонь!» — солдаты расслышали не совсем, но угадали ее по движению губ.

Огонь пока таился в тлеющем фитиле — веревке, свитой из волокон чистого льна и вываренной в щелоке из березовой золы. Фитиль держали щипцы пальника, который длиной превышал метр. Давно выверенным, точным движением канонир поднес пальник к тонкой скорострельной трубке. Ярко рдеющая точка с фитиля переместилась на нее и побежала вниз, к картузу с порохом. Через две секунды грянул выстрел.

Ядро действительно достигло цели. Оно угодило в фальшборт у носовой надстройки, в место, достаточно поврежденное предыдущими попаданиями. Деревянные брусья не выдержали и надломились. Толстые дубовые доски, к ним прибитые, пошли трещинами, изогнулись точно картонные, оторвались от стоек и устремились в воду, увлекая за собою одно за другим три орудия. От сильнейшего динамического удара вслед за ними в море упали несколько пиратов, ящик с боеприпасами, бочонок с водой, два пустых ведра, бухта каната, банники, прибойники, пальники, пыжевники, железные трещотки, фитильные ночники и еще около двадцати других, более мелких артиллерийских принадлежностей.

— Ур-ра! — дружно закричали русские, восхищенные этой картиной, и даже на время прекратили стрельбу.

Тем не менее Селим Траблези не считал баталию ни законченной, ни проигранной.

В носовой надстройке и высокой надстройке на «Орхание» скрывалась от обстрела сотня отпетых головорезов, вооруженных до зубов. Они были асами рукопашного боя, мечтали о нем и только ждали условного сигнала, чтоб выступить на верхнюю палубу корабля во всей красе и силе.