– Милли преодолела свой страх и бросилась в эту авантюру очертя голову. Теперь ее больше не заботят волосы и макияж…

– Я знаю, стыдно ходить в таком виде, – сердито заявила моя мать.

– Нет, Джорджина, в этом нет ничего постыдного, – парировал Мак с удивившей меня твердостью. – Милли стала такой настоящей, естественной с тех пор, как приехала сюда три месяца назад. Теперь, конечно, она ловко носится по волнам с остальными моими ребятами, которые занимаются этим гораздо дольше. Она решительная, увлеченная; да чего там – она взлетает высоко, словно воздушный змей, когда добивается успеха, а она его добивается. Ведь только сегодня вечером, Джорджина, Милли сама поймала волну, оседлала ее и катилась на ней всю дорогу до пляжа, как настоящая серфингистка.

– Да быть того не может, глупышка ты моя! – воскликнула Фай, крепко обнимая меня.

Мак утвердительно кивнул, опершись локтями о продранные на коленях джинсы. Сквозь кудри, опускающиеся на его лицо, мне видна знакомая яркая зелень его глаз, от этого взгляда все внутри у меня перевернулось.

– Эй, она действительно сделала это, истинная правда, – ухмыльнулся он. – А Дэйв был там и заснял на камеру, так что у нас есть подтверждение. Она вскочила на доску, как настоящая профи, и круто повернула налево по ходу волны. Я просто охрип, вопя от восторга. Это огромное достижение для девушки, не умевшей даже плавать; думаю, вы согласитесь со мной.

Он закончил, украдкой подмигнув мне. Пораженная, я вытаращила на него глаза – это была самая длинная речь, какую я когда-либо слышала от Мака на людях.

– Ну разве это не здорово? – захлопала в ладоши Мэри. – Да вы должны гордиться своей дочерью.

Моя мать бросила укоризненный взгляд на Мэри, а я позволила себе торжествующую улыбку. «Гордиться» и «дочь» – два слова, которые у нас дома практически не встречаются в одном предложении.

– Э-э-э, ну да.

Моя мать прокашлялась и, наморщив лоб, перевела взгляд на Мака, несколько смущенная его словами и понятия не имеющая, как воспринимать публичную похвалу ее дочери.

Я тоже уставилась на Мака и вдруг ощутила, что мне стало легко и приятно находиться с ним рядом. И даже начала понимать: несмотря на мои ляпы, неудачи и унизительные переживания, виновата в которых по большей части я сама, между Маком и мной образовалась некая связь. Это океан. На первый взгляд несколько хрупкая связь, но в данный момент вполне ощутимая. С моих губ были готовы сорваться слова благодарности: «Спасибо тебе за комплименты. За твое терпение и выдержку, проявленные в качестве учителя серфинга. За то, что не рассказал им, как подтолкнул меня в волну, а я удерживалась на ногах целых три секунды, пока не свалилась навзничь и не наглоталась от волнения воды. Никакой самокритики, я долго еще буду с удовольствием переживать этот момент».

Увы, момент продлился недолго, поскольку моя мать приложила все силы, чтобы сменить тему.

– Кстати о дочерях. Фиона, ваша семья тоже живет в городе?

Фай поперхнулась.

– О нет, миссис Армстронг, сейчас здесь только тетушка Мэри и дядя Подриг, ну и мои многочисленные двоюродные братья и сестры. Я прежде приезжала сюда на каникулы, и мне нравится этот милый уголок дикой природы. Вот я и решила, что Милли тут должно понравиться. Здесь прелестно, правда, Милли?

Папа немедленно поднял полупустой бокал и произнес приличествующий случаю тост, а Подриг тут же наполнил его вновь.

– А где же остальные члены вашей семьи? Они в Дублине, или вы с Амелией по-прежнему предоставлены сами себе?

– Разве я тебе не рассказывала, мама?

Она мотнула головой, словно желая сказать, чтобы я ей не мешала, и снова пристала к Фай с расспросами, более достойными следователя. Фиона намотала косичку на палец и откашлялась.

– Ну, в общем-то, миссис Армстронг…

Я заметила, что мать больше не просила называть ее Джорджиной.

– У меня был брат, но он умер, а потом, когда мне исполнилось восемнадцать, мои мама с папой уехали за границу. Они все продали здесь, купили небольшой корабль и уплыли на какой-то остров в Карибском море.

– Отлично проделано, – прокомментировал мой отец с восхищением и завистью. – Это гораздо лучше, чем тратить свою жизнь, изо дня в день занимаясь юридическими кляузами и судебными разборками между нищими согражданами.

Никто не откликнулся, но некоторые Хеггарти вежливо кивнули. Фай быстро повернулась ко мне, скорчив выразительную гримасу.

– Понятно. Примите мои соболезнования по поводу вашего брата, дорогая. А от чего он умер?

– Мама!

Ну что за бестактность?! Хотя о чем я говорю? Это моя мать, у нее всегда начисто отсутствовало чувство такта.

– Все в порядке, Милли, – успокоила меня Фай, хотя по ее лицу заметно, что это совсем не так. Она никогда не рассказывала о своем брате.

– Он страдал каким-то недугом, дорогая?

– В некотором роде, – кивнула Фай. – Да, это была своего рода болезнь, которая и свела его в могилу.

– Ах так, – моя мать явно сбита с толку. – Значит, Фиона, вы совсем не видитесь со своими родителями?

«О чем она только думает?»

– Мама, мне кажется…

– Амелия, дорогая, я просто хочу побольше узнать о твоей жизни здесь и о твоих друзьях. Мы же волнуемся за тебя. Правда, Фрэнк?

Мой отец кивнул в знак согласия, опрокинув очередной бокал портвейна.

– Я тоже волнуюсь за тебя. Папа, если у тебя проблемы со здоровьем, может, не следует так много пить?

Мой отец посмотрел на Подрига, возведя глаза к потолку, словно желая сказать: «Ох уж эти женщины!» Подриг выразительно покрутил головой, то ли соглашаясь с ним, то ли просто из-за выпитого спиртного.

– Так где же в Карибском море ваши родители, дорогая? На каком острове? – продолжила допрос моя мать.

Фай почесала в затылке. Ее щеки залила краска.

– Они, видите ли, уплыли на корабле, а вот на какой остров, я точно не знаю.

– Может, кому-нибудь кофе? – обратилась я к присутствующим.

– Ну хотя бы примерно? – уперлась моя мать, словно ребенок, только что узнавший слово «почему?».

– Тогда, может, чаю кто хочет? – попыталась я снова.

– В общем-то, миссис Армстронг, я сейчас не знаю с точностью, поскольку в последнее время от них не слишком часто приходят новости.

– О, неужели?

– Да, в самом деле, поэтому я… ну я правда не знаю…

Вдруг Подриг привстал в своем кресле, подавшись вперед, выпил до дна содержимое своего высокого стакана, позволив себе сыто рыгнуть, и заявил:

– Фиона, а разве твой папаша не держит бар для стюардесс на Барбадосе? Ну, после того как твоя мамочка сбежала с летчиком с таким жутко произносимым именем и забеременела. Разве не так, Мэри? Помнится, скандал тогда разразился грандиозный, хотя, конечно, тому уже сто лет в обед. А что, если этот кретин пилот объявится снова, а, Мэри?