Через два часа Гунарстранна и Фристад остались одни. Прокурор раздраженно чесал затылок.

— Беллини… Кто он вообще такой, этот Беллини? По мне, она с таким же успехом могла бы вещать о том, что на севере Норвегии ходят горы.

— Видимо, речь идет о династии Беллини, — ответил Гунарстранна.

— Откуда ты все знаешь?

Гунарстранна взял энциклопедию, стоявшую на книжной полке.

— Вот, пожалуйста. Тут написано, что Беллини было трое: отец и два сына. Художники эпохи Возрождения, жившие в конце пятнадцатого века. К семье Беллини обычно причисляют и зятя, Андреа Мантенья. — Он полистал страницы и продолжил: — Братья Беллини, Джентиле и Джованни. — Он откашлялся. — Джованни Беллини оказал громадное влияние на Джорджоне и Тициана. Они оба были его учениками, хотя ближе к концу жизни Беллини сам стал учиться у них… кхм… кхм… в его алтарной живописи преобладают два мотива, в том числе красивая молодая Мадонна с младенцем, часто на фоне живописного пейзажа. Произведения Джованни Беллини висят во всех картинных галереях мира. Его картины есть в нескольких венецианских церквях… — Гунарстранна посмотрел на своего собеседника поверх очков. — Слушай-ка… Кажется, эту я видел! — Он показал Фристаду портрет бледного мужчины в шляпе, сдвинул очки на кончик носа и прищурился, чтобы лучше видеть текст. — Так я и думал, она висит в Национальной галерее в Лондоне. Правда, ни о каких «кражах века» здесь ничего не говорится, но, с другой стороны, эту энциклопедию издали гораздо раньше девяносто третьего года. — Он посмотрел год выпуска и поставил энциклопедию на полку. — Точнее, она вышла в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. Может быть, ты замолвишь за нас словечко, чтобы нам присылали более современные справочники?

— Сейчас все предпочитают искать сведения в Интернете, но ты, наверное, понятия не имеешь, что такое Интернет, — ответил Фристад.

Тут в дверь просунула голову Лена Стигерсанн. Она сказала:

— Я только что проверила кое-какие слова Ройнстада. Картину кисти Джованни Беллини, на которой изображена Мадонна с младенцем Иисусом, действительно украли из венецианской церкви Санта-Мария-дель-Орто в девяносто третьем году. Все вышло совсем по-дурацки. Церковь закрыли на реставрацию. Воры вошли под видом рабочих, лица они закрыли брезентом. Картину положили в сумку и были таковы.

— Значит, картина в самом деле маленькая, — сказал Гунарстранна.

Стигерсанн кивнула:

— С тех пор она нигде не всплывала. Должно быть, она в самом деле очень ценная. Естественно, на аукционах краденые произведения искусства не продаются. Последний раз картину кисти Беллини, на которой изображена Мадонна с младенцем, продали на лондонском аукционе в тысяча девятьсот девяносто шестом году за восемьсот двадцать шесть тысяч пятьсот фунтов.

— Сколько это в норвежских кронах? — заинтересовался Фристад.

— Почти десять миллионов.

— Спасибо, — сказал Гунарстранна.

Стигерсанн вышла, закрыв за собой дверь.

— Мы, по-настоящему современные инспекторы, поручаем все выяснять молодым, по Интернету или любыми другими современными способами, — пояснил Гунарстранна и добавил: — Если похожая картина в девяносто шестом ушла за десять миллионов, сейчас она наверняка стоит намного дороже. В последнее время цены на произведения искусства взлетели до небес. Хуже, чем квартиры в Осло.

— Неужели ты ему поверил? — перебил его Фристад. — Неужели такая ценная картина в самом деле несколько лет пролежала в банковской ячейке в Ашиме? По-моему, Ройнстад все выдумал.

— Пусть даже Ройнстад хочет втереть нам очки, его рассказ вполне правдоподобен, — возразил Гунарстранна. — Но без доказательств мы не можем ему поверить. Ройнстад ни за что не пошел бы на сделку со следствием, если бы у него не было доказательств. В конце концов, он ведь хочет, чтобы ему скостили срок. У него в рукаве припрятан козырной туз. Естественно, он отлично знает, как картина оказалась в банковской ячейке. Готов поставить что угодно, картина хранилась в сейфе Нарвесена вместе с деньгами. Отсюда вытекают два вопроса: как картина оказалась у Нарвесена и единственный ли это козырь Йима Ройнстада? Но он выжидает удобного момента, когда будет лучше разыграть козырную карту.

— Раз уж на то пошло, как картина оказалась у Нарвесена?

— Понятия не имею. В общем, мне как-то все равно. Важно другое: последовательность событий. Люди, которых мы хотим привлечь к ответу, осенью девяносто восьмого года незаконно проникли в дом Нарвесена и вынесли оттуда сейф, в котором находились деньги и картина. Соседка обращает внимание только на Ильяза Зупака и уверенно показывает его фотографию на опознании. По-моему, если бы не бдительная соседка, Нарвесен вообще не стал бы обращаться в полицию. Ведь он ни словом не обмолвился о картине! Теперь мне понятно, почему воры не вынесли из дома ничего, кроме сейфа. В ходе задержания Зупак стреляет, убивает человека и получает большой срок. Сейф так и не найден. Вероятнее всего, сейф вскрыли сообщники Зупака, а содержимое поместили на хранение в банк. Достаточно взглянуть на список доверенных лиц, имеющих право доступа к ячейке, чтобы все стало ясным. Судя по всему, сообщниками Ильяза были члены банды Фаремо: Йим Ройнстад, Видар Балло и сам Юнни Фаремо. Эта троица ограбила недавно контейнер в порту.

— Их ведь, кажется, было четверо? — перебил его Фристад.

— У нас есть свидетель, который это утверждает, но давай пока придерживаться того, что нам доподлинно известно. Троица арестована после наводки Мерете Саннмо. Все трое выходят сухими из воды благодаря показаниям Элизабет Фаремо. Ее показания оспаривает Франк Фрёлик, который готов поклясться, что около часа ночи она находилась в его двуспальной кровати. Однако, поскольку она ушла домой, когда он спал, теоретически она могла говорить правду. Дождалась, пока Фрёлик заснет, вернулась домой и села играть в покер с братом и двумя его дружками.

— Однако вызывать свидетелем Фрёлика не следует ни при каких обстоятельствах, — с нажимом сказал Фристад.

— Вопрос в том, удастся ли нам этого избежать, — возразил Гунарстранна. — Биргитте Бергум будет драться за своего подзащитного, не жалея сил. У нее хватит боеприпасов для настоящего фейерверка. Достаточно упомянуть отстраненного от дела сотрудника полиции, который попадает в щекотливое положение, потому что крутит роман с сестрой известного рецидивиста, а также таинственно пропавшее произведение искусства. Представляю, как обрадуются представители желтой прессы!

Фристад снял очки, подышал на линзы и принялся методично протирать их салфеткой.

— Продолжай, Гунарстранна! — сказал он.

— Сразу после заседания суда Элизабет Фаремо спешит домой и собирает вещи. Затем звонит своей любовнице, Рейдун Вестли.

— Бедный старина Фрёлик! — вздохнул Фристад. — Вот так переплет!

— Я могу продолжать? — вежливо осведомился Гунарстранна.

— Конечно. — Фристад снова надел очки.