Джейн вспомнила слова своей дочери: «Там случится что-то очень плохое. Она говорит, что это может случиться из-за тебя».

Джейн нашарила коробок спичек у себя в кармане. Он всегда лежал там, помогая ей ощущать себя сильной и независимой. Это был ее талисман.

«Накажи его, – сказал внутренний голос. – Пусть он заплатит за содеянное».

Джейн направилась в угол, к одному из стеллажей с хлопковой пряжей, расположенному за дверью офиса Тома Чэнси. Она огляделась по сторонам и убедилась, что никто не смотрит на нее. Работницы были сосредоточены на своих станках; возможно, они надеялись избежать любых неприятностей, связанных с Джейн Уайткомб. Они определенно не слышали тихое чирканье зажигаемой спички. Джейн поднесла ее к хлопку и посмотрела, как разгорается огонь. Потом так же, как в детстве, она снова услышала голос матери: «Духи защитят нас».

Когда Джейн увидела первые завитки дыма, то спокойно вернулась к своему станку, стараясь удержаться от улыбки.

– Пожар! – закричал кто-то примерно через три минуты. Вокруг моментально возникла паника: женщины с криками бросились к выходу. Джейн совершенно не беспокоилась. Офис прораба находился в дальнем конце огромного, похожего на пещеру зала, и у них была масса времени, чтобы выбежать на улицу и спастись, прежде чем это гнусное место будет объято пламенем. Тем не менее она закричала и побежала вслед за остальными. По пути она взяла за руку Мэгги Бьянко, которая застыла на месте и в смятении оглядывалась по сторонам.

– Давай же, Мэгги! С тобой все будет хорошо, но нам нужно уходить отсюда!

Но что-то пошло не так.

Вместо того чтобы выбежать на свежий воздух вместе с остальными, они с Мэгги врезались в толпу женщин, напиравших, толкавшихся и взывавших о помощи.

– Ради бога, откройте!

Двери не открывались.

– Они заперты снаружи! – завопил кто-то.

Женщины кричали и плакали. Джейн потеряла из виду Мэгги, а потом ее саму закружил поток тел, напиравших сзади.

Потом раздался другой крик, на этот раз принадлежавший мужчине.

Это кричал Том Чэнси. Джейн смогла повернуть голову так, чтобы увидеть стены его офиса, охваченные пламенем.

По крайней мере, она рассчиталась с ним.

5 августа 2015 года

Как только Олив увидела, как отцовский автомобиль свернул с дорожки на улицу, она выбежала из дома и пошла наискосок к старому клену на краю двора.

Вчера он взял отгул, чтобы они могли немного продвинуться с домашним ремонтом, и с тех пор Олив не могла дождаться, когда он снова уедет на работу. Ей нужно было на какое-то время остаться одной, чтобы обдумать все увиденное и услышанное у Дикки и подготовиться к серьезной детективной работе.

Олив подошла к клену, огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не подглядывает. На самом деле это было глупо, поскольку вокруг все равно никого не было, разве что Майк иногда заглядывал к ним. Но с тех пор, как он струсил и убежал из отеля Дикки, Майк больше не появлялся и не звонил ей.

На высоте примерно четырех футов в старом дереве имелось небольшое дупло размером примерно четыре на два дюйма. Когда-то они с мамой оставляли здесь тайные записки и подарки: шоколадные медали, желуди и мелкие монетки, раскатанные на железнодорожных рельсах. Когда Олив была совсем маленькой, мама говорила, что это подарки от фей.

Олив приподнялась на цыпочки и нашарила спрятанное сокровище: мамино серебряное ожерелье с разорванной цепочкой. Она достала его и отнесла в свою комнату, где сняла амулет с цепочки и отполировала его зубной пастой (она видела, как мама это делала для полировки серебра). У Олив не было новой цепочки, зато имелся тонкий кожаный шнурок, оставшийся от набора для плетения, который ей подарила мама. Олив прикрепила подвеску к шнурку, завязала узел на болтавшихся концах, надела амулет на шею и спрятала его под рубашкой.

После того как Олив увидела рисунок на полу отеля Дикки, это ожерелье – вернее, символ на подвеске, – казалось особенно важным. Она регулярно думала об этом и пришла к выводу, что, если будет носить эту подвеску, ее действие будет подобно магниту, который привлечет маму обратно или хотя бы приблизит Олив к пониманию, куда отправилась ее мать.

Мама называла это ожерелье всевидящим оком. Олив надеялась, что этот амулет поможет ей ясно видеть вещи.

Тетя Рили могла бы понять ее. Рили верила в сверхъестественные видения и волшебные ожерелья, но Олив не могла сообщить ей о своей находке, по крайней мере, не сейчас. Она собиралась на некоторое время сохранить это в тайне.

Доверившись руководящей силе своего нового амулета, Олив прошла по коридору в комнату отца. Как бы то ни было, теперь она считала это место его комнатой, а не их комнатой. Наверное, потому, что ее мать ушла уже давно, а отчасти потому, что теперь это была совсем другая комната. Там появились более просторные шкафы, и дверь ванной комнаты открывалась прямо из спальни. Новое окно было гораздо больше старого.

– Твоей маме всегда очень нравилось, какой вид на горы открывается отсюда, – сказал отец, когда занимался перепланировкой. Олив помнила, как ее мать глядела на горы и говорила, что они похожи на спящего великана.

– Разве тебе так не кажется, Олли? – спрашивала она. – Смотри: вот его ноги и круглый живот. А вон там – его плечи, нос и подбородок.

И Олив действительно видела мужской силуэт в очертаниях гор, но это пугало ее, потому что она была очень маленькой, и мысль о великане, который спит по соседству с ними, была довольно жуткой.

– Как давно он спит там? – спросила Олив.

– Очень-очень давно, – сказала мама. – Может быть, он заснул еще до того, как появились первые люди.

– А что, если он проснется, мама? Что, если он проснется и увидит, что все вокруг изменилось? Разве он не рассердится?

Мама улыбнулась.

– Не думаю, что нам с тобой когда-нибудь придется беспокоиться по этому поводу, малышка, – сказала она.

Отец поставил двуспальную кровать у северной стены, так что теперь они могли любоваться видом из панорамного окна. Впрочем, ремонт спальни так и не закончился. Пол по-прежнему был закрыт фанерными плитами, поскольку отец не знал, что больше понравится маме: ковровое покрытие, лакированные деревянные половицы или просто широкие крашеные доски. А во встроенном шкафу не было задней стенки и потолка – просто каркас с клубком проводов и светильником, прикрученным к распределительной коробке. Там находилось совсем мало вещей: пара фланелевых рубашек, одна хорошая белая рубашка, блейзер и «приличные» брюки, которые папа носил на похороны.

Сейчас, когда Олив стояла посреди комнаты и смотрела на разобранную кровать, она увидела новое стеганое одеяло, купленное отцом: оно было покрыто синими фланелевыми утками и красными охотниками с ружьями. Внезапно она осознала, что, если не считать одежды, сложенной в новом шкафу, все следы матери исчезли. Исчез даже запах ее духов. Туалетный столик был очищен от маминой косметики и журналов, которые она читала. Уже не впервые Олив задалась вопросом о том, что на самом деле подумает ее мама, когда (и если) она вернется домой. Не будет ли страшно обнаружить, что все изменилось, ничто не осталось таким, как она помнила? Отец верил, что это станет большим и приятным сюрпризом, но Олив невольно представляла, насколько шокирована будет мама. Эти перемены могли только рассердить ее и навести на мысли, что они постарались стереть все следы их прошлой жизни и забыть о ее существовании. Это будет похоже на пробуждение спящего великана.