болтали о погоде, «Боржоми» пили.

— Заходи, — помахал паспортный начальник. — Что хочешь?

— Ничего не хочу, — ответил Багдасаров, входя. — Узнать пришел, что милиция хочет. Участковый сказал: Симон, у тебя с пропиской непорядок, зайди в паспортный стол.

— Очень хорошо, дорогой, что зашел. Так какой у тебя непорядок?

— Откуда знаю? Ты начальник, смотри, вот паспорт. Старая прописка есть, новая прописка есть. В чем дело, начальник?

— Ты тот Багдасаров, который недавно дом купил и переехал?

— Купил, переехал, все бумаги оформил, прописку сделал. Что еще нужно, скажи?

Начальник лениво посмотрел в паспорт, налил «Боржоми», выпил. Круглолицый с усиками на Симона смотрел, сигарету курил, спросил:

— Хороший дом купил, кацо?

— Ничего. Почти новый. Двухэтажный. Сад есть, водопровод.

Вообще-то Багдасаров не хвастун. Но если дом и в самом деле хорош — как не похвалишь покупку, а значит, и себя тоже.

— Ай молодец! — похвалил круглолицый. — Интересно, сколько стоит такой хороший дом у вас в Гудауте?

— Ты не здешний?

— Из Сухуми. Так сколько отдал?

— Десять тысяч. Но такой дом стоит десять тысяч!

— Ай молодец! — круглолицый покуривал, посматривал. И стало отчего-то неприятно Багдасарову, неспокойно. Он сказал паспортному начальнику:

— Слушай, паспорт не газета, зачем долго читаешь? Зачем меня вызывал?

Начальник паспорт закрыл, но Симону не отдал, а отдал тому, с усиками.

— Почему?! — возмутился Багдасаров.

— Извини, дорогой, разговаривать нужно. Я из уголовного розыска, майор Хевели меня зовут.

— Почему?.. — опять спросил Симон. Лоб его сразу вспотел, захотелось пить, а еще бы лучше — уйти. Но сухумский майор повел его в другой кабинет, где сидел младший лейтенант, местный, знакомый.

Майор Хевели добродушно, весело даже, посматривал на Симона, записывал всякие там анкетные данные, словно это Багдасаров сам сюда пришел поступать на работу. И вдруг так же добродушно:

— Скажи, Симон, ты Чачанидзе очень давно знаешь?

— Какого это? — совсем оробел Симон. — Того, что у вокзала вином торгует?

Но младший лейтенант сказал:

— Зачем путаешь? Который у вокзала, того фамилия Чинчинадзе.

Майор подхватил:

— А Чачанидзе Леван в Сухуми торгует… и еще кое-где. Ты забыл, Симон?

Багдасаров вытер пот, не жалея рукав новой рубашки.

— Сухумских торговцев откуда знаю? Совсем редко бываю в Сухуми.

— А Гурама Адамию знаешь?

— Адамия? Кто такой?

Вот оно в чем дело-то! Рукав рубашки промок, пот в глаз попал, майорские усики бабочкой расплылись, обернулись крыльями ястреба…

— Тебе жарко, Симон? Младший лейтенант, открой окно, пожалуйста. Симон Хаджератович, ты большой дом купил, я видел. Большие деньги отдал. Где брал большие деньги?

— На Север ездил, два года работал… там мороз, пурга, очень холодно. Там большие деньги заработал. Соседей спроси, всех спроси!

— Вспомни, дорогой, с какого месяца, года? По какой месяц, год?

— Не помню… Два года работал на Севере… Хочешь, у паспортного начальника спроси!

— Не нужно начальника беспокоить, у тебя в паспорте отметка есть. Два года, ты все правильно сказал, а я записал. Прочитай, нет ли ошибки в протоколе?

Буквы качались, плавали, с трудом дочитал Симон протокол.

— Все правильно, начальник.

— Подпиши, пожалуйста. Очень хорошо. Красивая подпись. Только врешь немножко, Симон Хаджератович. Давай попробуем снова, а? Ты работал на прииске «Бурхала» в Сусумане. Так? Молодец. Два года добывал золото. Ты его не воровал? Нет. Заработал за два года 5119 рублей. Так? Опять забыл, Симон Хаджератович? Чачанидзе не помнишь, деньги не помнишь, ай-ай. Но это ничего. Вот смотри, выписка из твоей платежной ведомости на прииске. Из Сусумана специально прислали, чтобы ты вспомнил. Видишь, всего заработано 5119 рублей 71 копейка. Очень хорошо. Ты не пил, не ел, все пять тысяч домой привез, большой дом за десять тысяч купил… Слушай, а где еще пять тысяч взял? Симон Хаджератович, говори, пожалуйста.

— Нашел…

— Ах, Симон Хаджератович, ты меня не понял. Я просил не просто так чего-нибудь говорить, а правду только говорить. Откуда деньги? Ну?

Сердце щемило, словно сухумский майор тискал его большой волосатой пятерней… Сидит майор, смотрит как сама судьба, все знает… Пропал дом, большой дом с водопроводом и садом! Почти год, как вернулся он с Севера, все тихо было, спокойно… Вызвали прописку только проверить… Что делать? Что говорить? Нечего говорить… Так внезапно взял майор сердце, мозг Симона…

— Мы слушаем тебя, Симон Хаджератович. Скажи сейчас, потом поздно будет каяться.

Что говорить?!

— Брал золото… на прииске…

— Много?

— Нет! Одну тысячу грамм… тысячу триста…

— Кому продавал?

— Абхазцу одному… Клянусь, я его не знаю! Случайно познакомился в Магадане.

— За сколько?

— Три тысячи.

— Очень хорошо. Будем считать, будем торговаться. Не пил, не ел, пять тысяч заработал. Дом стоит десять тысяч. А? В другой раз сколько продал Адамии золота?

— В другой раз… Ты все знаешь, зачем спрашиваешь?

— Не сердись, Симон Хаджератович, у меня служба такая. Сколько в другой раз?

— Две тысячи сто пятьдесят…

— Тоже Адамии?

— Ему…

— Для кого Адамия скупал золото?

— Не знаю…

— Э, Симон Хаджератович, теперь уже запираться поздно. Теперь, дорогой, ни к чему. Для кого скупал золото Адамия? Скажи, я слушаю. Как фамилия того завмага?

Багдасаров вскочил, замахал руками:

— Ты знаешь, знаешь! Зачем мучаешь!

— Фамилию, Симон, фамилию, быстро!

— Ты знаешь… Чачанидзе…

— Кто сейчас ворует для него золото на Колыме? — ковал майор горячее, мягкое железо.

— Захаркин, он больше моего крал, он…

13

Леван Ионович не спеша шел из управления торга к себе в магазин. Мужчина он не то чтобы красивый, а весьма представительный, что для директора магазина, пожалуй, более приличествует, чем просто красота. Не тучный, умеренной, степенной дородности, несколько спортивный даже, в безупречно сшитом летнем белом костюме. Лицо у Левана Ионовича мужественное, строгое, как на бронзе псевдохевсурской чеканки, что выпускают местные ширпотребы. Брови — одна прямая линия, перпендикулярная длинноватому носу с загибом на самом конце, как у ястреба. Полные, но твердые губы с чуть брезгливо опущенными уголками придают лицу породистость. По густой черни волос надо лбом ювелирно извилась серебряная прядь. Глаза, черные, пристальные, привыкшие к точной ювелирной работе, взирают на мир рассеянно и свысока, но все замечают отлично. Заметили и «Волгу», которая приткнулась к газону неподалеку от его магазина. Серая потертая «Волга» обута в сношенную резину. Так себе машина. Чья же? Кто приехал? В магазин?

— Завмаг в полном расцвете сил и деятельности, — сказал Чепраков, следя из машины за Чачанидзе. — А хорош! Наташа, как с женской точки зрения?

Сидевшая рядом с шофером Юленкова ответила:

— Потом рассмотрю. Приглашай, Алеша.

Чепраков распахнул дверцу «Волги».

— Леван Ионович, добрый день! Мы вас ждем.

— Здравствуйте, э-э… Простите, не припоминаю.

— Разрешите представиться — инспектор Чепраков. Вы задержаны, Чачанидзе. Прошу сюда.