Это немыслимая, фантастическая карьера! По современным понятиям, не будучи даже капитаном, Иван Дмитриевич прыгнул сразу в маршалы. Даже Федор Басманов двигался наверх не столь стремительно.

С. Б. Веселовский ошибочно писал об И. Д. Плещееве, что он «на службе в опричнине ничем не отличился»[202]. Между тем одно время в опричной военной иерархии Иван Дмитриевич стоял на первом месте! Более справедливо, думается, мнение Р. Г. Скрынникова, считавшего Ивана Дмитриевича «высокопоставленным опричником»[203]. После падения А. Д. Басманова-Плещеева в службах его родича виден перерыв на полтора года. После этого он получает скромное назначение третьим воеводой Сторожевого полка (1572); вскоре идет в маленький Орешек «по ореховским вестям» для «береженья»[204].

Очевидно, этот человек на деле доказал, что силен не одними лишь родственными связями, но и воинским умением. Поэтому он уцелел в период опалы на Плещеевых и смог через некоторое время возобновить подъем по карьерной лестнице. После нескольких низких должностей он вновь идет в гору. Ивана Дмитриевича постоянно отправляют на передний край «ливонского фронта». В 1573 году он уже назначается воеводой Юрьева-Ливонского. Правда, позднее его будут ставить большей частью вторым или третьим воеводой в Юрьеве, но и это — заметная должность. В 1575–1576 годах он возглавил гарнизон недавно захваченной Пайды. В 1582 году Ивана Дмитриевича поставили первым воеводой Передового полка в одном из последних больших походов Ливонской войны. Таким образом, он вернулся почти на тот уровень, каким располагал в годы опричнины.

Двумя годами позднее, в первый же месяц правления царя Федора Ивановича, И. Д. Плещеева поставят вторым по значению воеводой полевой армии, отправленной под Серпухов «для приходу крымского царя и нагайских мурз»[205].

Вскоре этот военачальник был отставлен от службы, вероятно, по «ветхости» лет. В 1577 году он еще фигурирует в «боярском списке» (статья «дворяне»), но в аналогичном документе 1585–1587 годов против его имени уже стоит пометка: «Нет. В деревне»[206]. Что ж, на сей раз опричнина и родственная поддержка сделали крупным московским военачальником дельного человека. Не видно, чтобы он блистал полководческим талантом, во всяком случае, это никак не проявилось в боевой обстановке. Но его, скорее всего, считали толковым, надежным командиром, иначе не ставили бы на протяжении шестнадцати лет на воеводские должности.

Хорошая биография, изобилующая неожиданными поворотами: неправедное возвышение, честная служба, падение по чужой вине, опять честная служба, возврат прежнего высокого положения… и вновь — честная служба. Этот человек на всякий новый зигзаг карьеры отвечал простым служебным усердием. Не проваливал дел, ему порученных. Не марал рук палачеством. Не роптал. Не строил заговоров. Не бегал через литовский рубеж в стан неприятеля. Как подставил хребтину, так и волок груз до старости. И не важно, уменьшался или увеличивался этот груз… Что ж, Бог не дал Ивану Дмитриевичу прославиться, но зато уберег его от преждевременной смерти и бесчестия. Хорошая биография.

Другим Плещеевым выпало иное.

Захарий Иванович Плещеев-Очин был родней А. Д. Басманову, хотя и не столь близкой: семейства Очиных и Басмановых восходили к единому предку — боярину Даниле Борисовичу Плещееву, большому вельможе времен Василия II Темного и Ивана III Великого. Захарий Иванович имел самый богатый опыт и самый солидный послужной список среди всех главных воевод опричнины. Он отстаивал честь русского оружия во многих битвах, проявил себя как энергичный, инициативный и храбрый командир. Однако его карьера показывает: самостоятельно командуя крупными полевыми соединениями, Захарий Иванович нередко приводил их к поражению; особого полководческого таланта у него, таким образом, не видно.

Осенью 1554 года на Захария Ивановича свалилась очень странная радость. Летопись сообщает о том, что в Москву доставлены были пленный хан астраханский Емгурчи и его семья. Их встретили с почетом. Среди «цариц астраханских» была «меншица» (младшая?) Ельякши, родившая по дороге в Москву царевича Ярашты. «И приехав к Москве, царь и великий князь государь велел царевича крестити и с матерью; и наречено царевичю имя Петр, а матери его Ули-янея. И царь великий государь пожаловал царицу, велел ее дата замуж за Захария Ивановича Плещеева, а царевича велел кормити матери его, доколе возмужает»[207]. Таким образом, с одной стороны, семейство старомосковской нетитулованной знати получило прибавку «царской крови», хотя и татарской… а с другой — З. И. Плещееву-Очину достались чужая жена и чужой ребенок. Впрочем, как знать, не влюбился ли Захарий Иванович в Ельякши-Ульянию и не добивался ли сам такой необычной почести? С. Б. Веселовский считал, что «этот политический брак обеспечил Захарию Ивановичу милостивое отношение царя»[208]. Но это не подтверждается фактами: два или три раза на воеводу обрушивались опалы, и последней он не пережил. Очевидно, царская милость не заходила слишком далеко.

В 1555 году Захария Ивановича отправляли вместе с князем А. И. Ногтевым-Суздальским и П. П. Головиным расследовать причины вооруженного конфликта на шведско-новгородской границе в Карелии (и заодно поставили командовать Сторожевым полком в формирующейся для отпора шведам рати). После того как стало ясно, что война неизбежна, военачальник остался в полосе конфликта и действовал удачно. В частности, вместе с князем Ногтевым он разбил шведский осадный корпус у Орешка. Затем пошел первым воеводой полка Левой руки в составе большой русской армии, наголову разгромившей шведов под Выборгом[209]. Осенью 1557 года его отправили в Путивль, по всей видимости, для землеописания (сказано: «в Путивле пишет»). Служба Захария Ивановича на ливонском театре военных действий складывалась не столь успешно, как на карельском. Его назначили командовать Сторожевым полком в армии, вставшей под Юрьевом-Ливонским. В октябре — ноябре 1559 года он совершил ряд удачных набегов на земли ордена, однако позже два раза терпел поражение; во второй раз его разбили всерьез: воевода потерял обоз и более тысячи человек одними убитыми. По свидетельству летописи, в столь тяжком разгроме виноваты несогласованность в действиях русских воевод и беспечность самого Плещеева-Очина: он не наладил караульную службу. К тому же военачальник вступил в жестокий местнический конфликт с Замятней Сабуровым, что ощутимо помешало служебной деятельности. В течение нескольких лет его имя не всплывает в разрядных списках: с высокой долей вероятности, государь положил на него опалу. В октябре 1562 года ему «сказано» окольничество, и он вместе с Д. Г. Плещеевым на Можайске раздает дворы; в большом зимнем походе к Полоцку Захарий Иванович участвовал вместе со всем цветом русских командных кадров. Воевода нигде в боевых действиях не отличился, но 17 февраля 1563 года ему доверена была ответственная служба: вместе с тремя иными командирами охранять полоцкого воеводу Станислава До-войну и других знатных пленников; 18 февраля его перевели на должность первого воеводы в острог «за городом», где он, видимо, и остался после возвращения русской армии[210]. За поражение большого русского войска под Улой в январе 1564 года Захарий Иванович и князь И. П. Охлябинин, бывшие в нем воеводами, подверглись опале. Тогда они оба попали к литовцам в плен, а помимо двух этих «имянных людей» пленниками стали многие русские дворяне; неприятель захватил и обоз[211]. Главный виновник поражения, старший из воевод князь П. И. Шуйский, имевший славу удачливого полководца, бежал с поля боя и погиб от рук литовских «мужиков»[212]. Это было не просто поражение, а еще и позор, и утрата стратегической инициативы.