в интернете о нем и удивился, что у него столько боевых наград. Никогда Семен ничем не хвалился. Про службу на фронте не рассказывал вообще.

Семен Золотарев в романтических отношениях с женщинами на базе замечен не был. Вообще вел себя скромно.

Старший инструктор должен был знать много песен. Играть на музыкальном инструменте. Я не знаю, играл ли на чем Семен Золотарев, но песен мы пели много.

Устроился он на базу старшим инструктором. Жил рядом, в деревне Слобода. Там жили и туристы, и инструкторы.

В декабре 1958 года я ходил с ним в так называемый у нас 'инструкторский поход'. Это когда старший инструктор, из новых работников, организовывает и ведет в поход сотрудников базы — других инструкторов, для получения необходимого опыта в руководстве походами…Семен был всех нас старше по возрасту. Пошел в поход для приобретения опыта руководства походами, 'для галочки'.

А сейчас — обратите внимание на рассказ Постоногова. Он, с одной стороны, многое объясняет, с другой — запутывает нас еще больше:

В этом походе мы попали в сложные климатические условия. Мороз вдруг упал до минус 50. Такое редко бывает. Пришли в село Чусовое, камень Шайтан, утром надо было идти на Талицу, а температура-5 °C.

Помню, сидели все и решали: идти или не идти. Ведь одежда была плохая, свитера, штормовки… Но решили идти дальше.

…

Семен дал всем участникам похода высказаться, нас было где-то 12 человек, два человека не хотели продолжать поход при такой температуре.

Семен всех спокойно выслушал, мы проголосовали. Сказал, что все пойдем дальше. Никого оставлять не будем. Договорились все без окриков и обид продолжать поход. Пошли. Но зимой в 16.00 уже темно, шли трудно, тропили дорогу. И сбились с пути. Вышли к железной дороге, узкоколейке. Там домик стоял. Лесорубов не было, они не работали в такие морозы. Мы сбили замок. Дров не было, напилили шпалы, взяли их у домика. Многие ребята тогда очень плохо себя чувствовали, устали.

Была ли паника? Что было бы, если бы вы не вышли к избушке? На этот случай имелись ранее разработанные планы?

— Хотя мы попали в тяжелые погодные условия (минус 50), ничего с нами случиться не могло. Паники не было. Так был рассчитан маршрут. Даже когда мы сбились с пути и вышли на железную дорогу, мы знали, где находятся населенные пункты, все равно бы дошли до ближайшего жилья, хоть к ночи, хоть под утро. Когда мы нашли пустую избушку лесорубов (они не работали по причине экстремальных температур), ворвались в нее, растопили печь, согрелись, успокоились. Семен нами занимался как отец родной. Накормил вкусным горячим обедом из тушенки. Я считаю, что благодаря его дружественному спокойному отношению ко всем, мы успокоились, не поссорились и закончили поход. Обошлось без потерь. Что группа не распалась после похода при такой суровой температуре и сильной усталости, в этом была целиком его заслуга.

Как Семен относился к спиртному?

Читая ваши вопросы, вспомнил один курьезный случай из того похода. Когда мы пришли в пос. Талица, пошли на танцы, взяли с собой бутылку водки. В походе она застыла, впервые такое видел, как водка застыла. Мы отогревали ее на печке. Вот тогда единственный раз видел, как Семен принял немного водки вместе с другими…

Сразу после этого похода, числа 28 декабря, Семен Золотарев уехал в Свердловск, договорился с 'упьяновыми', т. е. с кем-то из УПИ. Я не знаю, уволился он или нет, он не говорил нам о своих планах на будущее.

…

Было много разных слухов и недомолвок. Ходили разговоры, что родственников строго предупредили о неразглашении тайны, что испытывалось какое-то оружие, ракета ушла в сторону и оказалась на их маршруте. Тогда ведь все маршруты согласовывались с органами КГБ. Просто так не пускали, надо было утверждать маршрут.

Деньги на похороны Семена Золотарева на базе не собирали, я такого не помню.

Вас тоже поразил этот рассказ? Меня — да. Спокойствие и хладнокровие, с которым Золотарев не только сам вышел из критической ситуации, но и вывел из нее других, успокоил запаниковавших — и мягко, без криков и насилия, заставил выполнять его решение — все это внушает уважение. Такое же хладнокровие он проявил и на войне, наводя переправу под обстрелом противника, за что совершенно заслуженно получил награду.

Но тогда возникает вопрос: почему же он совершенно иначе повел на себя на перевале у высоты 1079 всего через месяц после истории, рассказанной Постоноговым? Что произошло, отчего группа разделилась, каким образом Золотарев оказался вместе с тремя другими туристами отдельно от остальных? Он же даже к таким же инструкторам, как он сам, относился «как отец родной», так уж к студентам-то казалось бы — тем более? Тогда почему о нем в дневниках ни слова (кроме упоминания о его слабых лекторских способностях)?! Много и подробно обо всем, в том числе, и о конфликтах — и старший авторитетный товарищ никак не проявил себя? Не сгладил разлад в группе, понимая, что в жестких условиях лыжного похода капризы и своеволие недопустимы? Буквально за месяц до этого спокойно погасил бунт в своей группе, а тут не смог справиться ни с отказом Дубининой работать, ни с безобразным дежурством Тибо, когда за него пришлось работать другим (помните Дневник Колмогоровой от 30.01? Колю сегодня не заставили дежурить и дежурили мы с Рустиком, дежурные повторно Тибо и Колеватов — наказаны). В группе — разброд и шатание, то они лапшу по шесть часов варят, то вообще