Перед нами сразу же предстал пастух. Он был невысокий и упитанный, как многие люди, живущие в горах Фракии. В бороде виднелась проседь, но выглядел он сильным и крепким.

Пастух внимательно слушал, что я говорил ему о нашей миссии в ущелье. Мне он показался разумным и старательным, хотя он сразу же сказал, что доведет нас до ущелья, но сам дальше не пойдет. Немного поторговавшись, мы договорились о цене. Пастух пообещал принести снаряжение и сказал, что отведет нас туда на следующее утро.

Мы обсуждали наши планы за обедом, состоявшим из сушеного мяса — еды простой, но придающей силы, а они нам завтра понадобятся. Я положил на стол пергамент так, чтобы остальные могли его видеть. Братья склонились над столом, всматриваясь в аккуратный чертеж.

— Место здесь, — сказал я, указывая на горный клин, изображенный темно-синими чернилами. — Думаю, мы доберемся туда без проблем.

— Но, — начал один из братьев, подметая стол взъерошенной бородой, — откуда нам знать, что это — именно то самое место?

— Их там видели, — заверил я.

— Видели когда-то, — заметил брат Фрэнсис. — Крестьяне смотрят другими глазами. Их видения чаще всего оказываются ничем.

— Сельчане утверждают, что видели существ.

— Если мы станем верить всем россказням простолюдинов, нам придется объездить каждую деревню в Анатолии.

— Мне кажется, это стоит внимания, — ответили. — Как говорят братья из Фракии, пещера ведет в бездну. Глубоко внизу протекает подземная река, гораздо глубже, чем это описывается в легенде. Деревенские жители утверждают, что слышали звуки, доносившиеся из пропасти.

— Звуки?

— Музыку, — сказал я, стараясь быть осторожным в утверждениях. — Сельчане праздновали что-то у входа в пещеру и слышали доносящиеся оттуда звуки. Некоторые даже падали в обморок. Они говорят, что музыка имеет необычайную силу. Больные выздоравливают. Слепые прозревают. Хромые начинают ходить.

— Поразительно, — восхитился брат Фрэнсис.

— Музыка доносится из-под земли, и она станет нашим проводником.

Несмотря на веру в наше дело, руки мои трясутся при мысли об опасностях, таящихся в пропасти. Годы подготовки поддерживали мой энтузиазм, и все же надо мной довлеет страх. Как часто я вспоминаю прошлые неудачи! Как часто мысли о погибших братьях посещают меня! Но непоколебимая вера ведет меня вперед, и бальзам Божьей благодати умиротворяет мою неспокойную душу.[32]Завтра на восходе солнца мы спустимся в ущелье.

VI

Как мир возвращается к солнцу, так зараженная земля возвращается к свету, благодати. Как звезды освещают темное небо, так дети Божьи однажды избавятся от неправедных деяний и станут наконец свободными от дьявольских хозяев.

VII

Во мраке отчаяния я обращаюсь к Боэцию, как глаз обращается к пламени: мой Бог, мое высшее счастье навеки утрачено в адской пещере.[33]

VIII[34]

Все покинули меня. Обожженными губами говорю я, мой голос глухо звучит в моих ушах. Мое тело изломано; обугленная плоть видна в зияющих ранах. Надежда на бесплотного воздушного ангела, под чьими крылами я вырос, чтобы встретить мою несчастную судьбу, разрушена навсегда. Только желание рассказать об ужасах, которые я видел, заставляет меня открыть изъязвленный, опаленный рот. Вам, будущие искатели свободы, будущие служители справедливости, расскажу я о своих злосчастьях.

Утро похода к пещере было холодным и ясным. По привычке я проснулся за несколько часов до восхода солнца и, оставив спутников погруженными в сон, направился к очагу небольшого дома. Хозяйка уже была там, ломала хворост. На огне кипел горшок ячменя. Желая помочь, я предложил помешивать кашу, заодно греясь у огня. Воспоминания о детстве нахлынули на меня. Пятьдесят лет назад я был мальчиком с руками тонкими, как веточки, и так же помогал матери по хозяйству, слушая, как она напевает, полоская белье в корыте с чистой водой. Моя мать — как давно я не вспоминал о ее доброте! И мой отец, с его любовью к Библии и преданностью Богу — сколько лет я не вспоминал его мягкость!

Таким мыслям я предавался, пока братья, привлеченные запахом еды, не появились у очага. Мы вместе поели. При свете огня уложили в мешки веревки, ледорубы, молотки, пергамент и чернила, острые ножи из отличного сплава и рулон хлопчатобумажной ткани для бинтов. Когда взошло солнце, мы попрощались с хозяевами и вышли, чтобы встретиться с проводником.

В дальнем конце деревни, где тропинка, извиваясь, пряталась среди скал, нас ждал пастух с большим плетеным мешком на плече и гладкой палкой в руке. Поздоровавшись кивком, он направился в гору, ловко лавируя между камнями, подобно горному козлу. Он был немногословен, и выражение его лица было таким мрачным, что мне показалось — сейчас он откажется идти и бросит нас на тропе. Но он продолжал подъем, медленно, но верно приближаясь к ущелью.

Возможно, потому, что утро было теплым, а завтрак вкусным, мы отправились в путь с хорошим настроением. Братья разговаривали друг с другом, определяли цветы, растущие вдоль тропы, и обсуждали странное разнообразие деревьев — там росли березы, ели и высокие кипарисы. Их шутки принесли мне большое облегчение, сорвав с миссии покров сомнения. Уныние последних дней давило на всех нас. Мы начали утро с новым воодушевлением. Я очень волновался, хотя пытался не выдать своих чувств. Хохот братьев наполнил меня весельем, и вскоре на сердце стало радостно и легко. Мы и представить себе не могли, что многие из нас в последний раз слышат смех.