Сэм сказал:

– Значит, у тебя выходит, что это случилось в мастерской, там, на Высоком Дереве.

– Не могу представить себе, когда еще и кому могла подвернуться такая возможность. Кроме как у Вонючки, который работал с тобой там, на Голиафе.

– Ну, Вонючка уж наверняка превыше всяких подозрений.

– Может быть. – Я немного подумал. – Ладно. Вонючка работал с тобой целый день, правильно? А в ту ночь милиция пыталась проникнуть в его гараж, чтобы тебя обыскать?

– Не знаю, кто это был. Я просто убрался оттуда поскорее.

– Да, и это как-то трудно объяснить, если подумать как следует.

– Это почему же?

– Ты говоришь, что с грохотом насквозь пробил гараж Вонючки. Ты кого-нибудь встретил?

– Не-а. Я прокатился через свободный участок, примял сарайчик, потом нашел тихую боковую уличку и выкатился из города. Никто за мной не последовал.

– Если это была милиция, то странно, что они не стали за тобой гнаться,

– заметил я.

– Может быть, это был тот самый Петровски и его помощник или два.

Я кивнул.

– В этом есть свой смысл. Я не видел Петровски на ранчо телеологистов, когда милиция напала на него. Он мог как раз возглавить тот отряд, который собирался тебя обыскать.

– Возможно.

Сидя на сиденье стрелка впереди диагностического дисплея Сэма, я задумчиво пощипывал нижнюю губу, зажав ее между большим пальцем и указательным.

– Хотя Петровски мог быть и в одном из тех флиттеров. Только два приземлились тогда, насколько я помню. Не могу представить, чтобы он не стал лично командовать такой крупной операцией, как эта, поэтому попытку вломиться в тебя он мог оставить кому-нибудь из своих подчиненных.

– Возможно.

– Угу, – сказал я, продумывая варианты дальше. Наконец я сказал: – Ответь мне на такой вопрос – есть ли шанс, что тебя в ту ночь вырубили?

– А как они могли это сделать?

– Пистолет электромагнитной вибрации мог тебя таким образом выключить.

– Это выключило бы и все остальное, считая и прочие часы.

– Может быть, каким-нибудь другим способом? Может быть, ты ничего не замечал до тех пор, пока они не щелкнули выключателем?

– Ну что, черт возьми, такое было бы возможно, – согласился Сэм. – Но разве не больше смысла в твоей гипотезе, что это все приключилось на Высоком Дереве? Там-то у них были все возможности на свете. Ты же им сам велел посмотреть главный силовой узел на предмет проверки на набившийся туда песок.

– Я старался, как сам дьявол, – сказал я, – избежать необходимости делать выводы. Не нравится мне все это и то, что из этого следует. Если там они до тебя добрались и покопались в тебе, то это было сделано с какой-то целью.

– Чтобы получить управление мною? – спросил Сэм. – Так могу тебя уверить, что я совершенно такой же, каким был и раньше.

– Нет. Эти провинциальные ремесленники не знают, как обращаться с крупной искусственной личностью. Но они могли повозиться с твоей оборонительной системой программ, может быть, добавили и программу-подрывника, которая могла бы разрушить такие программы изнутри.

– Это еще зачем?

– Чтобы заставить тебя сделать что-нибудь, в чем ты и сам не отдавал бы потом себе отчета.

– Например?

– Например, чтобы ты оставлял какие-нибудь следы.

– Хорошо, я понял, к чему ты ведешь. Дай-ка я прочту, сколько центральной памяти мы сейчас используем под системное обеспечение и… Господи Иисусе!

Результат появился на экране еще раньше, чем Сэм отреагировал.

Цифра была вдвое больше, чем должна была бы быть.

– Ничего удивительного, что мне было трудно разгрызать все эти цифры во время стрельбы, – сказал Сэм. – Что это за мусор? Это не может быть просто программирование управления.

– Сомневаюсь, – ответил я.

– Дай-ка я попробую распечатать, посмотреть, что это такое. Черт! Почему-то я совсем не удивляюсь, что это не поддается распечатке.

– Ты слишком долго жил на свете. Переключи буфер на терминал панели управления, и дай я попробую.

Сэм так и сделал, и я набрал главное меню программ. Я пробовал различные варианты, чтобы выманить распечатку той массы байтов, которые заняли пространство в главной памяти, но не мог, хотя я получил их адрес и идентификацию программы.

– По крайней мере, у нее есть имя, – откомментировал Сэм.

– ВБМ 0001. Тебе это что-нибудь говорит?

– ВБМ что-то мне напоминает. Хотя, впрочем, не очень-то.

– Неудивительно. Ладно, посмотрим, что еще мы можем сделать. Как насчет этого?..

Через полчаса наш мешок с чудесами опустел, и наша главная память все еще была забита тем, что оказалось явной подрывной программой незаурядно крупных пропорций, которая упрямо отказывалась показаться или дать хотя бы намек, к чему она предназначена. Эта штука была везде. Точно так же, как она самовольно влезла в центральное процессорное устройство, она угнездилась и во вспомогательном банке файлов, но мы не могли точно сказать, где именно. Было такое ощущение, что она прописалась в мотеле и по чемодану оставила в каждой комнате. Эта штука отказывалась вступать в переговоры и отвечать на наши обращения к ней. Мы счистили ее из главной памяти, но она самовольно загрузилась, когда мы подключили снова банки памяти. А мы не могли вычеркнуть ее из вспомогательного хранилища файлов, потому что рисковали стереть что-то, что хотели сами сохранить. Мне стало не по себе от нашей беспомощности. В последней отчаянной попытке я провел два часа, кодируя диагностическую программу, которая, пусть даже и не в состоянии сказать мне, где именно сидит подкидыш, могла бы путем исключения сказать мне, где ее нет. Это не было обычной стандартной программой проверки. Эта программа не уступила бы управления и контроля ни одной другой программе, пока она действовала. Что она делала, когда включалась, оставалось загадкой. Если мотор был выключен, она совершенно бездействовала. Когда мы включили мотор, что-то произошло в системе удаления радиоактивных шлаков, но то, что происходило, было слишком тонко, чтобы мы могли это засечь.

После двух часов проверок я наконец смог обнаружить, что это могла быть за штука.

– Я бы сказала что это искусственный интеллект. Поколение десятое, может, и выше.

– Я тоже так и понял, – сказал Сэм, – что означает…

– Что у нас кто-то едет зайцем.

Существо X, как мы стали звать нашего зайца, оказался твердым орешком, разгрызть который было практически невозможно. Когда мы покончили с остальными ремонтными работами и все еще не добились с ним успеха, мы швырнули, фигурально выражаясь, щипцы для орехов и оставили его в покое.