Дело в том, что после гибели жены и дочери у него не было связи ни с одной женщиной. Он дал обет безбрачия и свято его соблюдал. За девять прошедших лет он ни разу не спал ни с одной из представительниц противоположного пола. Да ему и не хотелось. При этом он не был гомосексуалистом. Просто он свято чтил память о любимой Татьяне и не мог ее предать. Теперь перед Алексеем встал вопрос: как поступить, ведь Нина ему очень понравилась. Она была в его вкусе, и если бы не его обет, то он с удовольствием провел бы с ней ночь, день, неделю, месяц, а может, и всю жизнь. К тому же она сама предложила безграничную благодарность. Что это значит, Алексей не знал, но догадывался, что она сулит…

— Сейчас сюда придет Катя, — начал Леха, — я не хочу, чтобы она застала нас в такой позе. Давай выйдем в другую комнату.

— Хорошо, — согласилась понятливая Нина и ослабила захват.

Коновалов встал, взял автомат и направился вслед за девушкой. Она шла впереди, и он невольно загляделся на ее окутанные платьем плечи, гибкую, как стебель цветка, талию и прекрасные ягодицы с «ямочками» по бокам. Лицезрел бедра — воплощение совершенства, сексуальные подколенные ямки, мускулистые стройные голени и розовые пятки. Затем снова перевел полный страсти взгляд на аппетитную попочку. Ее ягодицы при каждом шаге вздрагивали и смачно перекатывались, образовывая «волну», так как Нина при ходьбе сильно, порой вульгарно виляла бедрами.

Алексей наслаждался видом полуобнаженной прелестницы, но не так долго, как хотелось бы, потому что в комнату вошла полусонная Катя. Она искоса взглянула на проходящую медсестру, потом укоризненно на Алексея и, ничего не сказав, направилась к постели.

— Спокойной ночи, — прошептал ей Леха и улыбнулся. Катя недовольно скривила губки и показала ему язык. Алексей покачал головой, а Катя в ответ улыбнулась.

Алексей и Нина вышли в пустой коридор. Медсестра резко обернулась, обняла Леху и моментально впилась алчными, жаждущими услады губами в его рот. Он не ожидал такого поворота событий и поэтому растерялся. Нина воспользовалась замешательством и начала целовать и целовать его в губы, небритые щеки, подбородок и даже нос. Затем ее губы вновь коснулись губ Алексея, язык ворвался в его рот и начал касаться зубов, десен и его неповоротливого языка. Наконец девица решилась действовать руками. Ее пальцы скользнули по плечам Коновалова, его шее, груди, талии и, наконец, спустились ниже, на бедра и ягодицы. Каждое прикосновение ее мягких, теплых, нежных пальцев доставляло Лехе колоссальное удовольствие, и он мгновенно возбудился. Рука девушки дотронулась до его набухшего, давно «не оседланного жеребца», и красавица, оценив его мощь, размер и крепость, пришла в восторг.

— О, дорогой, я твоя, давай наконец сделаем это. Возьми меня скорее и удовлетвори со всей силой, что в тебе сокрыта. Вонзи в меня свой роскошный меч любви и проткни им меня насквозь. Я так хочу этого.

Коновалов краем уха слушал томные причитания красавицы и думал:

«О каком это мече любви она стонет и где он находится? Нет у меня с собой никакого ни меча, ни мяча. Есть автомат, но им это делать, наверное, неудобно».

— Я вся дрожу, — страстно лепетала Нина, — трепещу и жажду, начинай скорее.

Она залезла ему в штаны, и от этого он испытал еще большее удовольствие. Тем временем Нина взяла руку Алексея и начала водить ею по своим упругим грудям. Ей казалось, что это он ласкает ее, но на самом деле она ласкала сама себя его вялыми пальцами. Наконец девица засунула его руку себе под платье, и его указательный палец вонзился в ее набухший бутон.

Алексей вздрогнул, ощутив влагу вожделенной вагины. Он испытывал наслаждение от поцелуев, ласк, прикосновений и запаха плоти. Между тем в его мозгу происходила ужасная борьба между похотью и честью, между патологическим стремлением к разврату, присущим каждому мужчине, и высоким чувством долга и верности давно умершей, но еще любимой жене. И Алексей Коновалов не был бы самим собой, если бы сдался, уступил самому себе и предал самого себя. В этой тяжелейшей борьбе со своей слабостью победил дух, воля и мораль, а похоть и разврат сдались, уступили позиции и мгновенно растворились в глубинах подсознания.

— Давай не сейчас, — произнес он, как только язык Нины освободил его рот и Алексей смог говорить.

— Как? — удивилась та. — Ты меня не хочешь? Такого не может быть, — она потрогала пальчиками его набухший половой орган. — Все меня хотят — я такая, но не всем я даю.

— Я, наверное, хочу, но и не хочу одновременно, — выдавил из себя Леха и мгновенно вспотел, как студент на экзамене по сопромату.

— Как тебя понять? — удивилась Нина. — Хочу и не хочу одновременно. Меня или да, или нет….

— Не знаю, но пока давай отложим наше рандеву.

— Ну что же, — медсестра отвела руку Алексея от своей притягательной промежности, одернула платье, поправила прическу и отошла к противоположной стене коридора, — потерплю немного, а потом вновь пойду в атаку. — Она вскинула брови, подмигнула Алексею и, вульгарно вильнув бедрами, пошла на кухню.

Алексей застегнул ширинку, поправил джинсы и поплелся за ней. Он думал о том, что, может быть, допустил ошибку, отказавшись от ее любви. А может быть, и нет.

На кухне Витек приготовил вкуснейшую яичницу из десятка яиц.

— Давайте быстрее, а то остынет, — прошептал он.

Виктор боялся разбудить дочку, поэтому говорил вполголоса.

— Мальчики, у меня для вас сюрприз, — негромко произнесла Нина, когда сели за стол. Она встала, открыла холодильник и достала оттуда большую бутыль французского шампанского.

— Фирменное — сто двадцать долларов за бутылку. Муж сестренки обожает его, вот и хранит одну в ящике. — Нина поставила бутылку на стол, и зеленое стекло моментально запотело и стало матовым. — Выпьем, сбросим нервное напряжение, а то сегодня для нас всех был трудный день.

— Выпить, конечно, можно, — произнес Демин и сглотнул прихлынувшую слюну.

— Я сейчас принесу бокалы, а вы пока открывайте посудину. — Девушка вышла, а Алексей взял бутылку и внимательно посмотрел на пробку. Затем медленно снял фольгу, освободил проволочное ушко и начал вращать его, распутывая металлическую веревочку. Через мгновение зажал деревянную, с фирменной эмблемой пробку и, осторожно выпустив газ, откупорил шампанское. Поднес горлышко к носу и принюхался, вдыхая чудный аромат отменного вина.

— Настоящее французское шампанское, а не тот суррогат, которым травят русский народ.

— Ты такое пил? — спросил Витя.

— Конечно, пил. Я и лучше пил, и дороже. Когда по делам фирмы попадал за бугор, то питался в лучших ресторанах, ел и пил все самое лучшее, благо долларами нас обеспечивали сполна.

Вошла Нина и принесла три больших хрустальных фужера с ажурной резьбой по стенкам. Она поставила их на стол и произнесла:

— Разливай, Алексей.

Леха, как заправский «халдей», налил немного в свой фужер, затем в Нинин и только потом в деминский. Свой он наполнил последним.