– Хорошо, – печально сказала она. – Хорошо.

– Я люблю тебя, Анита.

– Я люблю тебя, Пол.

И к тому времени, как он приехал домой, Анита была уже готова. Теперь это была не владетельная синьора, а аккуратная, игривая, как котенок, девушка в хлопчатобумажных брюках, закатанных выше колен. Она надела рубашку Пола, белые тапочки, красный платок был повязан вокруг шеи.

– Так хорошо?

– Отлично.

– Пол, я никак не пойму, что это будет. Я позвонила в Кантри-Клуб, но они ничего не знают о деревенских вечеринках. Ничего мне не сказали также и в клубах Олбани, Трои и Скенектеди.

Пол знал, что Анита терпеть не может всякие неожиданности и всегда хочет все знать заранее.

– Это частная вечеринка, – сказал Пол. – Только для нас двоих. Сама увидишь, когда придет время.

– Я хочу знать сейчас.

– Где наш юбилейный мартини?

Столик, на котором кувшин со стаканами обычно дожидался его прихода, был пуст.

– Я ввела сухой закон для тебя до самого возвращения с Лужка.

– Не выдумывай! Все там будут пить в течение двух недель.

– Но только не капитаны. Шеферд говорит, капитаны не могут позволить себе пить.

– Это и доказывает, как он во всем этом разбирается. Выпивка там бесплатная.

Пол приготовил себе мартини и выпил больше обычного, а потом переоделся в плотный хлопчатобумажный костюм, купленный им сегодня вечером в Усадьбе. Его огорчало, что Анита вовсе не радуется атмосфере таинственности, созданной им.

Вместо счастливого нетерпения она вдруг стала проявлять подозрительность.

– Готова? – весело осведомился он.

– Я полагаю, да.

Они молча зашагали к гаражу. Широким жестом Пол распахнул дверцу автомашины.

– О Пол, только не в старую машину.

– На это есть причины.

– Нет таких причин, которые заставили бы меня усесться в этот рыдван.

– Анита, прошу тебя, ты очень скоро увидишь, почему мы поедем именно в нем.

Она вошла и уселась на краешек сиденья, пытаясь, насколько это возможно, не соприкасаться с машиной.

– Честное слово, Анита! Именно так нужно!

Они ехали как чужие. На длинном подъеме у дорожки для гольфа она все же чуть выпрямилась. В лучах фар показался бледный волосатый человек в зеленых шортах, зеленых носках и зеленой рубашке, поперек которой было написано слово «Капитан». Человек этот рысцой трусил по обочине дороги, приостанавливаясь только для того, чтобы сделать какой-то пируэт или провести бой с тенью, и тут же снова возобновлял свой бег.

Пол оглушил Шеферда клаксоном и обрадовался, увидев, как тот споткнулся на выбоине, уступая им дорогу.

Анита приспустила стекло и выкрикнула слова приветствия.

Капитан Команды Зеленых помахал рукой, лицо его было искажено от напряжения.

Пол нажал педаль до отказа, и машина выпустила облако перегоревшего масла и углекислого газа.

– У этого человека большие возможности. Он далеко пойдет, – сказала Анита.

– От него так и несет ханжеством и тухлятиной, – сказал Пол.

Они проезжали мимо оборонительных сооружений, возведенных вокруг Заводов Илиум, и один из охранников, узнав машину Пола, дружески помахал со своей вышки автоматом калибра 50.

Анита, которая становилась все более беспокойной, сделала движение, как будто собираясь ухватиться за руль.

– Пол, куда это ты направляешься? Ты что, с ума сошел?

Он отвел ее руку, улыбнулся и направил машину через мост в Усадьбу.

Мост опять был забит кррахами, которые малевали желтые линии на асфальте, разграничивающие полосы движения. Пол поглядел на часы. Оставалось всего десять минут до так называемого шабаша. Пол подумал, уж не Бад ли Колхаун придумал эту работу. Большинство проектов КРР воспринималось, по крайней мере Полом, иронически. Мост, приспособленный для движения в четыре полосы, до войны был постоянно забит автомобилями рабочих, которые ездили на завод и с завода. Тогда этих четырех полос никак не хватало, и водителям приходилось, чтобы избежать столкновений, строго придерживаться своей полосы. Теперь же в любое время дня водитель спокойно мог выделывать зигзаги от одной стороны моста до другой, и у него был, возможно, всего один шанс на тысячу столкнуться с другим автомобилем.

Пол остановил машину. Три человека наносили линии, двенадцать занимались регулировкой движения, а еще двенадцать отдыхали. Они медленно расступились.

– Эй, друг, у тебя разбита фара.

– Спасибо, – сказал Пол.

Анита передвинулась на сиденье, поближе к нему, и он заметил, что она застыла от испуга.

– Пол, это ужасно. Отвези меня домой.

Пол терпеливо улыбнулся и въехал в Усадьбу. Пожарный насос у въезда на мост перед салуном работал на полный ход, и Полу снова пришлось отъехать почти на квартал, чтобы поставить машину. Тот же самый перемазанный мальчишка развлекал толпу своими бумажными лодочками. Прислонившись к дому и нервно покуривая сигарету, стоял оборванный старик, который показался Полу знакомым. И тут только Пол понял, что этот человек – Люк Люббок, неутомимый глава процессий, пребывающий сейчас в забвении, в ожидании начала новой процессии или митинга. Со смутной надеждой Пол огляделся в поисках Лэшера и Финнерти, но никого из них не увидел. Очень возможно, что они сидят сейчас в полумраке кабинки салуна, соглашаясь во всем друг с другом.

– Пол, это и есть твое представление о шутках? Прошу тебя, отвези меня домой.

– Никто не обидит тебя, Анита. Все эти люди твои американские сограждане.

– Я не намерена спускаться сюда и валяться с ними в грязи только потому, что они родились в той же части света, что и я.

Пол ожидал, что она именно так будет реагировать, и поэтому терпеливо отнесся к ее словам. Из всех людей, живущих на северной стороне реки, Анита была единственная, чье презрение к обитателям Усадьбы сочеталось с активной ненавистью. И она была единственной женой