Марья очнулась на следующее утро. Голова кружилась, в горле стоял тошнотворный комок. Дневной свет больно резал глаза. Приглядевшись, Марья увидела бабушку, распростертую на полу. Вскочив с лавки, Марья подбежала к ней и отчаянно затрясла за плечи. К счастью, бабушка шевельнулась и открыла глаза. Постепенно ее взор приобрел осмысленное выражение. Узнав внучку, она вскрикнула от радости и крепко вцепилась в ее руку.

– Бабушка, что случилось? Ты упала в обморок? – в тревоге расспрашивала Марья.

Федора ничего не отвечала. Взгляд ее был направлен в угол, где висели образа. Марья обернулась к иконам и озадаченно протянула:

– Что за диво? Кто повернул святых угодников?

Она занялась иконами. Федора с трудом поднялась с пола, заковыляла в угол, собралась приложиться к одному из образов, но вдруг отшатнулась. Ей показалось, что святой угодник смотрит на нее с гневом и укоризной, как на проклятую Богом колдунью.

* * *

Лета 7133 года сентября в 19-й день государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси взял за себя княжну Марью Владимировну Долгорукову. Утром в день свадьбы Михаил Федорович был на молебне, который служил святейший патриарх Филарет. После молебна Филарет Никитич окропил сына святой водой и сказал краткое прочувственное слово как святейший патриарх и родной отец, радующийся женитьбе сына. Затем царь прошел в Архангельский собор поклониться гробам прежних царей и великих князей. Михаил Федорович шел вдоль каменных плит с полустертыми от времени надписями и шептал: «Прости меня, грешного, великий князь Иван Данилович; прости меня, великий князь Семен Иванович… великий князь Дмитрий Иванович; прости, государь Иван Васильевич». Тяжко было на сердце у государя, но предстояло наконец-то исполнить заповедь Божью, жениться и родить наследника, который навсегда упрочит царствование Романовых.

Поклонившись гробницам, Михаил Федорович направился в свои хоромы, где толпились стряпчие с царским платьем. Царя облачили в сорочку, вышитую руками невесты. Опоясали поясом, также сотканным княжной Долгоруковой в келье Вознесенского монастыря. Сорочку и пояс предварительно осмотрела старица Марфа и осталась довольной искусством невестки. Действительно, вышивка была безукоризненной. Поверх сорочки надели бархатный летний кафтан, а на кафтан первый, или большой, наряд, в котором государь венчался на царство. С того дня миновало десять лет, и парчовое облачение, пошитое для семнадцатилетнего отрока, жало в боках. На плечи возложили бармы, которые носили византийские цари. Двое стряпчих благоговейно поднесли шапку Мономаха. В руки царя вложили усыпанный алмазами посох Ивана Грозного. В этом одеянии Михаил Федорович вышел в Передние сени, где его уже ожидал весь свадебный чин.

Непростое дело загодя составить свадебный чин. Требовалось тщательно обдумать, кого и на какую службу определить. Свадебные чины считались четырех достоинств. Первый чин – посаженые отец с матерью. В отцово место был назначен царский дядя боярин Иван Никитич Юрьев, в материно место – царская тетка Ирина Никитична. Второй свадебный чин включал благовещенского протопопа и царского духовника отца Максима, который должен был совершить обряд венчания, а также поезжан, которые едут со свадебным поездом, – тысяцкого, дружку и поддружьев жениха, свечников и каравайников. Третий чин состоял из бояр сидячих, четвертый – дворецкого со своим чином у еды и питья.

В тысяцкие определили князя Ивана Борисовича Черкасского, самого знатного из боярин. Большим дружкой назначили князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, а младшим дружкой – князя Дмитрия Михайловича Пожарского, коего государь почитал и любил за прямоту и верность. Ближних людей удивило назначение Пожарского, и они взроптали, что князь не вышел породой. Однако государь заупрямился и указал быть на свадьбе без мест и свою печать приложил, дабы после свадьбы никого свадебными чинами не поносить и в случные книги не записывать, кто кого в чину выше был, под страхом великой опалы и наказания. Тем не менее разгорелось несколько местнических споров. Постельничими к подклети были назначены отец невесты князь Владимир Долгоруков и боярин Федор Шереметев. Князь Долгоруков бил челом на Шереметева недружбою. Оказалось, что они давние недруги, но о том почти никто не ведал. Князь Дмитрий Трубецкой бил челом на князя Ивана Шуйского в отечестве. Неприязни между ними не было, но Трубецкой считал свой род выше. Впрочем, князь Трубецкой схоронил обиду и сейчас стоял среди поезжан. А вот князя Ивана Голицына, который бил челом в отечестве на князей Трубецкого и Шуйского, среди поезжан не было видно. Государь забеспокоился. Бог с ним, с упрямым стариком, но если о его своевольство узнает святейший патриарх Филарет Никитич, не миновать Голицыну ссылки.

Князь Пожарский преклонил колени перед посажеными отцом и матерью жениха:

– Благословите ехать по новобрачную невесту!

Иван Никитич и Арина Федоровна благословили князя и весь свадебный чин. Наступил черед царя. Понуждаемый требовательными взглядами ближних людей, он медленно подошел к дяде и тете и склонил перед ними голову. Они в один голос напутствовали племянника:

– Благослови Бог!

Получив благословение, поезжане чинно вышли из сеней. Выдался ясный солнечный день. Осень почти не чувствовалась. Лишь немногие деревья пожелтели. В тихом воздухе звучало протяжное мычание коров, которых держали в Кремле про государев обиход и доили вечером после выпаса на Боровицком холме. Коровье мычание тотчас заглушили громкие выкрики стольников, стряпчих и жильцов, стоявших вдоль дороги, по которой свадебный поезд двигался к Золотой палате.

Палата была украшена по случаю свадьбы. Пол сплошь покрывали турецкие и персидские ковры, длинные лавки были накрыты красным бархатом, на котором лежали парчовые подушки. С окон свисали тончайшие узорчатые камки. Каждый свободный от росписи вершок стен был украшен драгоценной тканью. Образы в палате находились на большом месте и по стенам на четырех сторонах, низанные застенки перед образами раскрыты. Михаил Федорович, согнувшись под тяжестью парчового наряда, с тоской поглядывал на широкую лавку у стены. К нему приблизился большой царицын дружка Михаил Шеин со словами, что государеву невесту уже провели через Постельное крыльцо в Грановитую палату. Посаженый отец отправился в Грановитую палату. Государь мысленно благословлял старинные свадебные обычаи, позволявшие тянуть время. Но как он ни оттягивал встречу с невестой, неизбежное наступило. Князь Данила Мезецкий, поклонившись царю до земли, молвил:

– Государь царь и великий князь Михайло Феодорович всея Руси! Время тебе идти к своему делу!

Царь сжался. Что скрывать, не хотел он этой свадьбы. Долго отказывался от венчания, вот и сейчас колебался. Он нерешительно спросил своего духовника:

– Э-э… отец протопоп… верно… того… пора… али нет еще?

– Давно пристало, государь! – ободрил его отец Максим.

Михаил Федорович покорился. Ближние люди, взяв его под руки, бережно повели царя в Грановитую палату. В палате было устроено чертожное место, на котором ни жива ни мертва сидела княжна Долгорукова. Ее облачили в наряд царицы, только вместо царского венца на голове красовался девичий венец. Многие из поезжан присутствовали на свадьбе Марины Мнишек и помнили, как русских гостей покоробила корона, возложенная на полячку. С головы до пят невеста была укутана в тончайший белый покров, на котором был вышит крест. Жениху и невесте полагалось сидеть на одной подушке. Михаил Федорович неловко сел подле княжны, а она отодвинулась к самому краю, боясь прикоснуться к жениху.