– Федор Иванович, ммм… эээ…

Он хотел спросить, как там Машенька в Нижнем, но осекся, поняв, что сейчас не до расспросов. Боярин по-своему понял замешательство царя и тихо шепнул:

– Государь, большой дружка передал мне куря верченное и сладкую романею в кубке с сенью. Все стоит в углу завернутое в скатерть.

На брачном пиру жениху и невесте полагалось соблюдать строжайший пост, но от строгого обычая немного отступали, тайно ставя рядом с постелью блюдо с легкой едой, дабы подкрепить силы молодых. Постельничего сменил дружка. Князь Пожарский бережно снял с царя тяжелое парчовое платье. У противоположной стены две свахи разоблачали невесту, хихикая и отпуская прибаутки. Закончив свое дело, они вышли, а за ними к выходу из сенника подался князь Пожарский. Михаил Федорович окликнул его:

– Дмитрий Михайлович, погаси свечи!

– Прости, государь! Свечи должны гореть, дабы жених видел, честная его невеста или нет. С Богом! – ответил Пожарский, оставляя молодых наедине.

Перед сенником рыл землю копытом государев аргамак. Конюший на свадьбе князь Борис Лыков, колыхаясь великим чревом, взгромоздился на коня. Ему подали старинный меч, принесенный из Оружейной палаты. Князь вынул меч из ножен, тронул шпорами коня и двинулся вокруг подклети. Конюшему предстояло ездить кругами всю ночь, держа в руке обнаженный меч и оберегая покой новобрачных.

В Грановитой палате продолжался пир. Под каменными сводами стоял нестройный гул голосов. Патриарх Филарет благосклонно глядел на пирующих. Пусть повеселятся! Радость немалая – сын женится. А ведь еле уговорили! Запала ему в душу Машка Хлопова. Что и говорить, бойкая девка! Патриарх вспомнил, как она под видом пахолика пробралась в его комнату во дворце Сапеги. Ловко провела стражу! Жаль, что жена невзлюбила невестку! Причина ясна. Хлопова нравом – вторая Марфа Ивановна, вот и нашла коса на камень. С другой стороны, в миру до пострижения ему, боярину Романову, составляло немало трудов смирить норовистую жену. А он был мужем властным, не таким, как уступчивый Миша. Верно говорили ближние люди: возьмет государь за себя Хлопову – век не выйдет из ее воли. Горе граду тому, в нем же властелинствует жена! Горе дому тому, им же владеет жена! Зло и мужу тому, иже слушает жены!

Говорят, княжна Долгорукова смирна и послушна, тем и полюбилась Марфе Ивановне. Впрочем, патриарха удивил выбор супруги. Долгоруковы – род знатный, а через родство с царем гораздо возвысятся над остальными княжескими родами. Многие бояре не скрывают своего недовольства. Внимательный взгляд патриарха подметил мрачные лица князей Голицыных, Хованских, Волконских, Одоевских. Молодые Шереметевы, потчевавшие гостей, тоже невеселы. Всем ведомо, что отец невесты князь Владимир Долгоруков бил челом на боярина Федора Шереметева, не хотел, чтобы он был постельничим на свадьбе и стлал атласы пред его дочерью. Наверное, опасался, что боярин из вражды учинит что-нибудь злое. Патриарх подумал, что надо зорко присматривать за едой и питьем, которое подают молодой царице. Долго ли подсыпать отраву или напустить порчу.

Миновал боевой час после того, как новобрачных отвели в сенник. Тысяцкий князь Черкасский, масляно улыбаясь, проговорил:

– Пора дружке идти к молодым спросить, в добром ли они здравии?

– Пора! Пора! – подхватили хмельные голоса. – Пора узнать, надкусил ли жених сладко яблочко!

По обычаю на царской свадьбе дружку посылали к новобрачным спросить, свершилось ли между ними доброе? Если свершилось, царь отвечал, что они с царицей в добром здравии, и дружка возвращался с этой радостной вестью. Князь Пожарский отправился к сеннику. Когда он вернулся, взоры пирующих обратились в его сторону. Князь смущенно произнес:

– Государь изволил сказать, чтобы я пришел позже.

Гости разочарованно переглянулись, но патриарх Филарет успокаивающе изрек:

– Романовы долго запрягают, зато быстро ездят. Мы подождем. Куда нам торопиться? Яств для брачного пира наготовлено достаточно.

Пир возобновился. Царило прежнее веселье, только отец невесты князь Долгоруков заметно напрягся. Патриарх был спокоен. Ну да, сын не пошел в него молодецкой удалью. Помнится, когда он сам женился, за первый час доброе между ним и женой случилось дважды. Мише почти тридцать лет от роду, а блуда он не знал. Воспитан в благочестии, оттого неопытен и робок. Ничего, грешная плоть сама подскажет, что надобно делать.

Тысяцкий нарочно тянул время. Прошло несколько часов, прежде чем он велел дружке во второй раз пойти к новобрачным. Князь Пожарский отправился к сеннику и вернулся со словами, что государь велел прийти позже. Тут уж все всполошились. Патриарх сидел чернее тучи, отец невесты побелел как снег. На всех Долгоруковых лица не было, а бояре бросали в их сторону ехидные и злорадные взгляды. В сенях играли сурны, дудели в трубы и били в накры, но гостям было невесело. Даже вино не горячило сердца. Поезжане и сидячие бояре разбились на кучки и тревожно перешептывались друг с другом.

Прошел час. Тысяцкий дал знак дружке. Но едва князь Пожарский встал, патриарх Филарет остановил его:

– Митька, сядь! Видать, у тебя дурной глаз, раз приносишь плохие вести. Пусть сбегает дружка невесты.

Боярин Михаил Шеин повиновался приказу патриарха. Он долго отсутствовал, а когда появился, по его мрачному лицу все стало ясно без слов. Патриарх поднялся из-за стола, опрокинув блюда и чаши, и быстрым шагом прошествовал к выходу из Грановитой палаты. Вслед за патриархом потянулись остальные гости. Расходились молча, кто в печали, а кто-то, подобно боярину Федору Шереметеву, пряча в бороду довольную улыбку.

На следующее утро в государевых хоромах царил беспорядок. Комнатные стольники бесцельно шатались из угла в угол. На большом блюде стояли два горшочка фарфурных с кашей, обогнуты двумя соболями. Из одного горшочка большому дружке полагалось накормить кашей государя. Второй горшочек должна была держать большая сваха. Но каша стыла, и никто не знал, как быть дальше. В суматохе в хоромы неприметно вошла старица Марфа. Чуть не опрокинув горшки с кашей, старица гневно ударила посохом об пол.

– Зрю, что вы прохлаждаетесь в праздности, – ядовито молвила она, оглядывая склонившихся ниц стольников. – Где великий государь? В мыленке?

Константин Михалков, который по росписи свадебных чинов должен был быть у государевой мыленки, растерянно доложил:

– Государь не изволил ходить поутру в мыленку, а затворился в крестовой палате и молится пред образами.

Старица сдвинула брови, узнав о неслыханном нарушении свадебного обычая. Наутро после свадьбы царю и царице топили разные мыленки. Царь приходил в свою мыленку вместе с постельничим и дружкой, а когда выходил, на него возлагали срачицу и исподнее платье иное, а прежнюю срачицу отдавали на сохранение постельничему. Царица шла в свою мыленку с матерью, свахой и иными ближними женами, которые осматривали сорочку невесты, а потом показывали ее царской матери и иным сродственным женам в доказательство, что девство в целости совершилось. И ту сорочку и простыни, собрав вместе, хранили в тайном месте.