С таким же успехом, правда, Уиллет мог и пытаться оградить ее от полиции, наведя Скотленд-Ярд на ложный след. Но зачем привлекать внимание стражей порядка к тому, о чем они не знали?

И кто счел необходимым убить Бена Уиллета, когда он и так умирал? А может, убийца знал об этом? По словам майора Рассела, Уиллет сам хотел, чтобы его убили. Все что угодно, лишь бы не переживать долгих, унизительных страданий под конец… Хотя совсем не похоже, чтобы Уиллета убили из жалости. Было бы вполне достаточно просто застрелить его. Зачем убийца снял с трупа все, что могло бы помочь его опознанию, а само тело вдобавок бросил в Темзу? Бен Уиллет должен был исчезнуть навсегда. И даже если труп когда-нибудь всплывет, он будет настолько обезображен от долгого пребывания в воде и обглодан рыбами, что опознать его будет невозможно… Но тут от убийцы отвернулась удача.

Третья версия — кто-то узнал, что Уиллет ходил в Скотленд-Ярд. А может, он сам рассказал кому-то о своем визите. Но зачем все-таки привлекать внимание полиции к смерти Джастина Фаулера? Что побудило Уиллета сделать такое заявление? Похоже, он чувствовал себя чужим и в деревне, и в усадьбе «Берег». Никто, кроме сестры, не будет по нем горевать, никто, кроме той же сестры, которая жадно ждет вестей о младшем брате. Потом она будет надеяться, что полиция найдет его убийцу…

И все же… при чем здесь книги, написанные Уиллетом? Какую роль они сыграли во всем этом?

Гибсон может еще несколько дней выяснять все, что требуется выяснить. Ратлидж решил пока съездить в Колчестер и постараться как можно больше узнать лично. В конце концов, в Колчестере жили и умерли родители Фаулера.

Хэмиш спросил: «А как же гостиница в Фарнэме?»

— Хозяин только обрадуется, если я не вернусь, — вслух ответил Ратлидж, собирая саквояж.

Но до отъезда из Лондона у Ратлиджа оставалось еще одно дело. Он нанес визит доктору Бейкеру.

Доктор оказался пожилым человеком с почти белыми волосами и проницательными серыми глазами.

— Убит, говорите? Уиллет? В самом деле, поразительная новость! — Врач некоторое время задумчиво смотрел на Ратлиджа. — Но вы ведь хотите спросить меня о его болезни, а не об убийстве. Я сразу понял, что медицина тут бессильна. Можно было, конечно, сделать операцию, но рак зашел слишком далеко, и Уиллет это знал.

— Какое обезболивающее он принимал?

— Я выписал ему морфий, но, кажется, он принимал его нечасто. Он говорил, что должен перед смертью доделать одно дело, для которого ему нужна ясная голова.

— Зачем, как вы думаете, ему понадобилось приходить в Скотленд-Ярд, выдавать себя за другого и признаваться в убийстве от имени этого другого человека?

— Уиллет так поступил? Будь я проклят! С медицинской точки зрения ничего сказать не могу.

— Как он воспринял свой диагноз?

— Спокойно. Он не показался мне особенно религиозным, но я подслушал его замечание, когда он одевался после осмотра: Господь, мол, его наказывает. Он не сказал, чем навлек на себя гнев Всевышнего. Может быть, следовало спросить, но он говорил не со мной, и я с уважением отнесся к его тайне. А вы не думали, что весь маскарад был рассчитан на то, чтобы побудить Скотленд-Ярд к действию? Видимо, так и случилось?

— Возможно, — ровным голосом ответил Ратлидж. — Мог бы Уиллет заплатить кому-нибудь за то, чтобы тот прекратил его страдания? Или вы считаете, что он бы скорее покончил с собой?

— По-моему, нет. Разве что он не доделал то дело, ради которого отказывался от наркотиков, и боль стала нестерпимой. Да, скорее всего, так и произошло. Жаль, что я не могу дать вам более полный ответ. Я очень мало знал о его личной жизни, кроме того, что последнее время он жил в Париже и приехал на родину только ради того, чтобы показаться врачу.

Хэмиш напомнил ему о последнем вопросе. И Ратлидж задал его:

— Вы, конечно, осмотрели его. Не носил ли он, случайно, золотой медальон — вот такой? — Он достал медальон из кармана и протянул доктору Бейкеру.

— Красивый, верно? И довольно старый… Нет, я его никогда раньше не видел.

Ратлидж поблагодарил доктора и собрался уже уходить, когда Бейкер вдруг сказал:

— Вспомнил… Он спрашивал, нет ли у меня каких-либо сведений о чуме. Я дал ему почитать книгу, и он в свой последний визит вернул ее мне. Сказал, что нашел ее очень интересной. Я спросил, зачем ему понадобилось изучать такой предмет, и он ответил, что у него такое хобби.

— Хобби?

— Возможно, он заметил мою реакцию — должен признаться, я отреагировал примерно так же, как вы, — потому что он улыбнулся и сказал: «Испанку ведь тоже можно считать своего рода чумой, не правда ли? Она погубила тысячи человек». Я возразил: хотя результат эпидемии мог быть таким же — она захватывала страну за страной, — но симптомы болезней совершенно разные. Испанку разносили не крысы и не мухи. А он сказал: «Да, но, видите ли, другого сравнения у меня нет».

Когда-то на месте Колчестера находился лагерь римлян, столица римской Британии. Потом, во время восстания племени иценов, королева Боудикка сожгла его дотла. В Средние века Колчестер стал процветающим центром производства шерсти. Ратлидж добрался до него уже очень поздно. В городе было темно, тихо; на улицах почти не было пешеходов и машин. Первым делом Ратлидж заехал в городскую ратушу с красивой башней, а потом нашел полицейский участок. В нем горел свет, но он знал, что сейчас на работе лишь несколько человек из ночной смены. Ничего, он подождет до завтрашнего утра. Он снял номер в старинной гостинице под названием «Роза и корона» и заснул почти сразу же, как только его голова коснулась подушки. Хэмиш с самого отъезда из Лондона что-то бормотал у него в подсознании, и он рад был на время отгородиться от голоса с шотландским выговором.

На следующее утро, позавтракав в маленькой кабинке, на которые был поделен общий зал столовой, Ратлидж оставил машину во дворе гостиницы и направился в участок пешком. На улицах стало оживленно. Мужчины спешили на работу, женщины вели детей в школу, группка мальчишек постарше, смеясь, пинала камень. Лавочники только начали открывать двери, а зеленщик выкладывал овощи в витрину. Ратлиджу, который поравнялся с ним, зеленщик молча кивнул, зато к женщине, которая шла за ним, он обратился по имени и поздоровался. Солнце грело Ратлиджу спину; из-под колес проезжающих машин взметалась летняя грязь. Пылинки плясали на свету.

«В такой день не пристало говорить об убийстве», — подумал он, открывая дверь полицейского участка и оказываясь в полумраке.

Дежурный сержант поднял голову, когда он вошел, и спросил, по какому он делу. Ратлидж объяснил, что ему нужны сведения, какие имеются в местной полиции о семействе некоего Джастина Фаулера, который родился в Колчестере, но затем переехал в Эссекс.

Он заметил, как изменилось выражение лица сержанта, хотя тот ничего и не сказал.

— Скотленд-Ярд? — повторил он. — Наверное, сэр, вам лучше поговорить с инспектором Робинсоном. Сейчас узнаю, сможет ли он принять вас.