– Я же говорил, что здесь есть люди, – удовлетворенно прорычал Риккардо, с трудом сдерживая попытки лохматого пленника вырваться.

– Ребенок, – с сомнением проворчал Ленуа.

– Где есть ребенок, там чаще всего есть и его родители, – ответил Риккардо. – А теперь было бы неплохо, если бы ваши люди позаботились о маленьком сорванце, господин капитан.

Ленуа кивнул, и два солдата крепко схватили плененного ребенка. Наконец-то я смог рассмотреть чумазое лицо и понять, что это чучело в лохмотьях на самом деле мальчик. Мы спрашивали о том, как его зовут, кто его родители, куда подевались жители Борго-Сан-Пьетро, голоден ли он, хочет ли пить, – но все было напрасно. Он молчал, словно был нем от рождения. Крепко сложенный сержант предложил всыпать мальчишке, чтоб тот наконец заговорил.

– Он не заговорит, а скорее заупрямится еще больше, – неуверенно произнес я. – Испуганного ребенка не заставят говорить тумаки солдата. Дляэтого больше подойдут ласковые женские руки. Нам нужно отвести его к Марии.

Это предложение одобрили Риккардо и Ленуа, и наша колонна снова тронулась, чтобы тем же извилистым путем покинуть таинственную деревню и выйти на простор.

Едва мы дошли до конца площади, как позади нас раздался женский голос:

– Мой сын, отпустите его, ради бога!

Женщина побежала через площадь к нам и протянула руки. Удивленные солдаты, державшие мальчика, не смогли сопротивляться его брыканиям, и вскоре ребенок оказался в объятиях матери. За ней показались еще люди: мужчины, женщины и дети в таком большом количестве, что я подивился тому, как ловко они от нас прятались. Если дети глядели на нас с любопытством, то взрослые – с опаской и враждебностью. Большинство мужчин держали в руках оружие: дубинки, ножи, вилы для сена, лишь у пары жителей были мушкеты. Капитан Ленуа отдал короткую команду, и его солдаты навели на деревенских жителей ружья. Я даже не сомневался, что поединок окончится в нашу пользу. Огненному залпу и ловкому владению штыком крестьянам Борго-Сан-Пьетро нечего было противопоставить.

Крестьянин с пышной седоватой бородой положил мушкет на землю и медленно подошел к нам. Он остановился возле женщины с ребенком и сказал:

– Меня зовут Джованни Кавара. Как бургомистр Борго-Сан-Пьетро я приветствую вас в этой деревне. И благодарю вас, что вы не сделали моему сыну Ромоло ничего плохого.

– Почему вы прятались от нас? – спросил капитан.

– Мои люди боятся ваших солдат. Это чужая форма. Они думали, что началась война.

– У нас действительно началась война, против австрийцев. Но мы – французы. Вы наверняка знаете, что герцогиня Элиза, сестра императора Наполеона, теперь правит этими землями.

Кавара кивнул.

– Я слышал об этом. Вы боитесь, что на нашу деревню нападут?

– Едва ли, – рассмеялся Ленуа. – Мы здесь по другой причине. Мы ищем развалины древнего города этрусков.

Лицо бургомистра моментально омрачилось.

– Здесь нет ничего подобного.

Кого бы мы ни спрашивали в Борго-Сан-Пьетро, все давали нам один и тот же ответ или делали вид, будто вообще не понимают, чего мы хотим. Неужели я ошибся и завел наш отряд в такую глушь совершенно напрасно? Интуиция подсказывала мне, что это не так. Несговорчивость крестьян казалась мне подозрительной, и я склонялся к мысли, что они что-то скрывают. Посоветовавшись с Ленуа, мы решили разбить лагерь под стенами деревни. Несмотря на то что в деревне была масса мест для ночлега, странное поведение местных жителей настораживало, и нам было спокойнее стоять биваком за ее пределами. Когда начало смеркаться, Ленуа выставил часовых, а на лагерном костре принялись жарить дикого кабана, которого подстрелил один из солдат. Во время еды я заметил, что Мария выглядит подавленной. Она была еще молчаливее, чем обычно, и не взяла в рот ни крошки. Остальные еще ели, когда Мария поставила тарелку и встала. Я тоже отставил тарелку и последовал за ней между палатками. Мимоходом я заметил ухмыляющегося Риккардо, который провожал меня взглядом. Я тихо позвал Марию. Она остановилась и обернулась ко мне.

– Что с тобой? – спросил я. – Ты совсем ничего не ела.

– Мне нехорошо.

– Тебя что-то угнетает, так ведь?

Она взглянула на костер, вокруг которого сидели солдаты, ели жареного кабана и отпускали грязные шутки. Я все понял и предложил уйти из лагеря. Еще было достаточно светло, чтобы распознать узкую тропку, которая вела к ручью, служившему нашему отряду источником питьевой воды. На фоне вечернего неба темнели широкие кроны нескольких пиний. За этой небольшой рощицей густо рос кустарник, знаменуя собой начало леса. Мы опустились на два больших камня у берега ручья, и я спросил Марию еще раз, что ее угнетает.

– Это все из-за птицы, – ответила она. – Случится что-то плохое.

– Птица? О чем ты говоришь?

Мария удивленно взглянула на меня.

– Синьор, разве вы не помните канюка, который кружил над нами?

– А! Когда ты споткнулась о корень?

– Да.

Я вспомнил слова Марии о вестнике несчастья, появление которого было плохим предзнаменованием для нашего предприятия.

– Канюк тебя испугал. Но почему?

– Я видела эту птицу уже трижды.

– Того канюка, который кружил над нами сегодня после обеда? – удивленно спросил я.

– Вестник несчастья. Первый раз он кружил над моей родной деревней, когда я была еще ребенком. Спустя два дня во время бури умер мой отец. Молния ударила в наш дом. Когда мне было двенадцать, я должна была забрать лекарство для больной матери у травницы. На обратной дороге я заметила вестника несчастья, который кружил над моей головой и кричал своим хриплым голосом. Я побежала так быстро, как толькомогла, но было слишком поздно. Моя мать закрыла глаза навеки. С того дня мне самой пришлось заботиться о себе и младшей сестре. Мы работали у дальнего родственника, мельника, который нам давал приют и хлеб. Но он плохо относился к нам, часто гневался и бил нас. В то утро, когда я в третий раз увидела вестника несчастья, я знала, что должно случиться что-то плохое. Моя сестра была еще маленькой и я решила, что пришла моя очередь умереть. Но злой мельник ударил мою сестру; она упала в мельничный ручей и там захлебнулась.

– А что стало с братом? Почему Риккардо вам не помог?

На мгновение, как мне показалось, этот вопрос смутил ее, но потом Мария ответила:

– Он позже позаботился обо мне. Когда мать умерла, он подался в чужие земли.

Я задумался над ее словами.

– Теперь ты думаешь, что должна умереть, потому что увидела эту птицу сегодня?

– Это был вестник несчастья.

– Почему ты в этом так уверена?

– Я просто знаю. Неужели этого недостаточно?

– Ты волнуешься за свою жизнь или за жизнь Риккардо?