– Я мог бы заставить тебя хотеть меня, – тихо процедил он, проводя усами по губам и шее Рибы, словно чувственно-мягкой щеткой, посылая по ее спине озноб.

Но Риба по-прежнему молчала.

Его губы скользнули ниже, пока не отыскали ее грудь, впились в вершинку упругого холмика. Черный кашемир не смог скрыть внезапно напрягшегося соска.

– Именно это я имел в виду, когда мы вырвались из плена старой злобной суки Чайна Куин и мыли друг друга в ручье, – уверенно и твердо сказал Чанс. – Ты принадлежишь мне, Риба, и слова не имеют с этим ничего общего. Разве ты еще не знаешь этого?

Его пальцы мягко сомкнулись на бугорке соска, натянувшего свитер.

– Я мог бы взять тебя прямо сейчас, и ты вопила бы от наслаждения, – добавил Чанс, наблюдая, как Риба борется с желанием, пожирающим ее. – Разве не так, chaton?

Риба молчала.

– Ответь мне, – грубо велел Чанс, быстрым, почти свирепым рывком просовывая руки под ее свитер.

– Да, – прошипела Риба, сверкая глазами, словно загнанный зверь, сгорая от ярости, смешанной с унижением.

Чанс смотрел в пламенно-яростные карие глаза, давая Рибе узнать силу и жар его собственного желания, а потом вздохнул и нежно коснулся губ кончиками пальцев.

– Но если я сделаю это, пройдет слишком много времени, прежде чем ты сможешь простить себя или меня.

– Скорее всего, вечность.

– Я женюсь на тебе не из-за шахты, – сказал он грустно и одновременно запальчиво. – Слышишь меня, маленькая дурочка?

Риба рассмеялась, безудержно, горько, снедаемая раздиравшими ее стыдом и гневом. И еще желанием.

– Ты не женишься на мне, – твердо объявила она, полуприкрыв затянутые горячечной дымкой глаза. Она смотрела сквозь него, куда-то в точку за спиной Чанса, словно он был всего-навсего отражением в оконном стекле.

– Ты моя, со свадьбой или без, – резко бросил Чанс. – Но сегодня ты не в том настроении, чтобы признать это или поддаться доводам разума. Ни логика, ни любовь… Ты даже думаешь, что ненавидишь меня, так ведь? – спросил он, сузив похолодевшие глаза, такие же жесткие, как его улыбка. – Я приду сюда утром, еще до того, как ты проснешься, и тогда мы вместе обнаружим, что ты испытываешь ко мне – любовь или ненависть. Ты проснешься, улыбаясь мне, моя женщина. Обещаю. И, – добавил он, снова придавив ее к ковру разгоряченным, мощным телом, – тогда и настанет конец этому вздору насчет любви и Чайна Куин.

И прежде чем Риба поняла, что свободна, Чанс вскочил и исчез. Но она еще долго лежала на полу, ощущая на коже, словно клеймо, его жар, силу и желание, не зная, кричать, смеяться или плакать. Поэтому Риба ничего не сделала, позволяя ознобу и противоречивым чувствам сотрясать тело, пока она наконец не успокоилась. И лишь тогда медленно, осторожно поднялась на ноги, уверенная лишь в одном: когда Чанс придет, ее здесь не будет. Неизвестно, что станется с Рибой, если она вновь окажется в объятиях Тигриного Бога.

Любовь к нему уже сама по себе ужасна. Ненависть к нему уничтожит ее.

* * *

– Где ты, черт возьми? – взорвался Тим.

Риба отвела трубку от уха и оглядела автостоянку небольшого торгового пассажа в Орегоне.

– В другом штате, – коротко ответила она.

Последовало продолжительное молчание.

– Я думал, ты сегодня выходишь замуж, – наконец выдавил Тим.

– Легко нажито, легко прожито.

– Риба…

– Нет.

Слово вырвалось, холодное, категоричное и жесткое, точное отражение состояния Рибы.

– Это звонок вежливости, Тим. Нет вежливости, нет звонка.

Тим громко вздохнул:

– Простите, босс. Чанс не отходит от меня, как кот от куска печенки.

– Поэтому я не сказала тебе, где нахожусь. И не скажу.

– Ты в порядке? – поколебавшись, спросил Тим.

Риба резко рассмеялась, и в этом горьком смехе не было ни тепла, ни веселья.

– Надеюсь, в «Обже д'Арт» ничто не требует моего немедленного присутствия?

– Некоторые документы на посылки и страховые квитанции требуют твоей подписи.

– Подделай ее.

– Когда ты возвращаешься?

– Не знаю.

– А ты вообще вернешься?

– Кто спрашивает, ты или Чанс?

– Оба, – признался Тим. – Он с самого утра был моей тенью. Ты поговоришь с ним?

– Он по-прежнему владеет Чайна Куин?

Последовала короткая пауза и низкий голос сказал:

– Chaton…

– Ты по-прежнему владеешь Чайна Куин? – холодно перебила она, игнорируя слабость, от которой затряслись руки, так сильно, что Риба едва не уронила трубку. При звуке этого низкого красивого голоса она едва не умерла от желания очутиться в его объятиях, как тогда, в Долине Смерти, и плакать, пока лед не растает, а страдания забудутся. Но на этот раз именно он причинил ей такую страшную боль.

– Ни лжи, ни отговорок. Только одно слово, да или нет. Чайна Куин по-прежнему твоя?

– Да.

– Прощай, Чанс.

Риба очень осторожно положила трубку на рычаг.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем пальцы Рибы перестали трястись настолько, что она обрела способность поискать телефонный номер в маленькой кожаной записной книжке, взятой из «Обже д'Арт». Не доверяя собственным рефлексам, она с необычной тщательностью набрала номер.

– Джим Николе? Это Риба Фаррел. Знаю, неудобно сваливаться на голову без предупреждения, но получилось так, что я неожиданно оказалась в Орегоне, и хочу спросить, не найдется ли у вас время, показать мне эскимосские кикитуки, о которых вы упоминали в последнем письме.

Риба записала, как проехать к дому Джима, повесила трубку и спустилась ко взятому напрокат автомобилю. Она ехала быстро, пытаясь не думать о том, что во время последнего посещения коллекционеров Западного побережья с ней был Джереми. Если она начнет вспоминать, как все было, окончательно расклеится. Если будет продолжать мучиться мыслями о Чансе, разлетится на осколки, как камень под рукой неопытного гранильщика. Поэтому Риба размышляла о работе, пытаясь отождествить знакомых собирателей с теми или иными редкостями и драгоценностями, собранными со всего света. Кикитуки Джима Николса, возможно, именно то, чего ищет богатый новозеландский коллекционер – предметы примитивного искусства из слоновой кости.

Подойдя к входной двери, Риба почувствовала, как покалывают кожу иголочки знакомого возбуждения, всегда возникавшего перед тем, как предстояло увидеть сокровища другого собирателя. Занимательными были не только изделия из слоновой и моржовой кости. Как и множество коллекционеров, он всю жизнь менялся драгоценными приобретениями с собратьями по увлечению. Главное не в наживе, а в приобретении новых редкостей. В результате каждый коллекционер владел целым ворохом редких, прекрасных, а иногда и странных вещиц, полученных в обмен на не менее ценные. Иначе говоря, Риба знала, что в доме Джима Николса может отыскать все на свете.