– Ничего. Приехала сестра Чанса, ищет его.

– Как?! Глори здесь?

– Так это ее настоящее имя <Слава (англ.).>? – спросил Тим, пытаясь сдержать смешок, и сказал потише, но так, что Риба все разобрала:

– Извините, миссис Дей. Ваше имя показалось мне… э-э… несколько неожиданным. Кроме того, здесь полно незнакомых людей, пытающихся получить доступ к коллекции Джереми.

Риба услышала шорох – очевидно, Тим передал трубку Глори. Послышался низкий голос с австралийским акцентом. В отличие от Чанса Глори полностью утратила американский выговор и произносила слова как типичная уроженка Австралии.

– Чанс? – спросила она. – Наконец-то я тебя отыскала, черт возьми.

– Не совсем. Это Риба.

– Женщина Чанса, – удовлетворенно вздохнула Глори. – Значит, и он неподалеку. Давненько он искал тебя, Риба Фаррел. Могу я поговорить с ним?

– Чанс собирает документы для завтрашней свадьбы.

– Ах, дьявол, – пробормотала Глори. – Ну что ж, вернусь в отель, подожду его там.

– Чанс не вернется в отель. Не знаю, когда он там будет. Почему бы Тиму не привезти вас ко мне? Подождем вместе.

– С удовольствием, – хмыкнула Глори; резковатый голос напомнил Рибе о Чансе. – Меня так и разбирает любопытство насчет тебя, Риба. Куча девчонок ухлестывала за Чансом, но ни одна не нашла ничего, кроме твердого камня и сердечной боли.

– Я ничем не отличаюсь от остальных, – сухо заметила Риба.

Глори рассмеялась и отдала телефонную трубку Тиму, заверившему Рибу, что он немедленно привезет ее будущую родственницу. Риба попрощалась с Тимом, снова приняла душ, натянула черный кашемировый свитер, сняла несколько длинных золотистых волосков с мягких шерстяных слаксов и отправилась на кухню готовить кофе. Она сама слишком часто страдала от временного перепада после длинных перелетов и представляла, как нелегко приходится Глори после долгого путешествия из Австралии. Кроме того, погода снова стала холодной и облачной – типичная перемена для Лос-Анджелеса. Горячий кофе и теплый свитер – то, что надо сегодня, особенно когда ветер с океана свистит в окнах.

Риба прошлась босиком по бордовому ковру, наслаждаясь теплом и упругостью ворса. Длинный низкий диван был обит тяжелым шелком с неярким восточным рисунком в кремовых, винных и темно-синих тонах.

Такие же цвета и мотивы повторялись на хаотически разбросанных по дивану огромных подушках, мягких, в замшевых, кашемировых и шелковых наволочках, так и манивших прилечь. Кремовые парчовые обои слегка поблескивали, придавая комнате ощущение простора и одновременно уюта.

За широкими окнами выл и свистел ветер, сотрясая деревья и дома. Западный ветер – редкость в южной Калифорнии, но уж когда задует – поднимается настоящий ураган. Из своего дома на вершине холма Риба видела, как волны цвета подчерненного серебра одна за другой свирепо накатываются на берег, сверкая белоснежными шапочками пены. На воде ни одной лодки. Сегодня Тихий океан не оправдывал своего названия. Риба села у окна, наблюдая за буйством волн, пока у входа не зазвонил звонок, предупредивший о приезде Глори. Она поспешила открыть дверь. Несколько мгновений женщины с одинаковым любопытством оглядывали друг друга.

Сестра Чанса была лет на пятнадцать старше Рибы, примерно одного с ней роста и почти такая же стройная. Короткие черные волосы были зачесаны назад, открывая загорелое лицо. Кое-где в них серебрились седые пряди, сверкая на висках серебром. Большой рот словно был создан для улыбки. Светло-зеленые, хотя и без серебристого оттенка, как у брата, глаза излучали одновременно смех, грусть и силу, придавая ее лицу спокойствие и странную красоту.

Риба, больше не задумываясь, улыбнулась и протянула руки, удивленная тем, что ее влечет к Глори так же интуитивно, как к Чансу. Выражение лица Глори мгновенно изменилось, и теперь на нем отражались искреннее облегчение, радость и неподдельное счастье.

– Слава Богу, – выдохнула она, обнимая Рибу так же крепко, как та ее. – Я боялась, что Чанс влюбился в городскую девушку, у которой вместо сердца горсть камней.

– А я опасалась, что любимой и совершенно особенной сестре Чанса не понравится ни одна женщина из тех, что пришлись по душе ее брату.

– Любимой и совершенно особенной? – засмеялась Глори, опускаясь на мягкий диван, к которому подвела ее Риба. – Солнышко, да единственное, что во мне есть особенного – чертовы белые клинья в волосах.

– Не может быть. Насколько мне известно, ты одна из немногих людей на земле, которых любит Чанс.

– Он сказал тебе это?! – поразилась Глори.

– Не словами. Просто, когда он говорит о тебе, голос и глаза выдают любовь.

– Чанс не произносит слово «любовь». Никогда, – вздохнула Глори.

– Знаю, – спокойно и сдержанно ответила Риба.

Даже сознание, что она станет женой Чанса, не излечило сердечной раны, причинявшей невыразимые муки оттого, что Чанс ни разу не признался ей в любви.

– Думаю, для Чанса да и для остальных было бы куда лучше, если бы он смог открыто говорить об этом, – пробормотала Глори, печально глядя куда-то вдаль. – Однако такому не суждено сбыться. – Светлые глаза остановились на Рибе. – Ты можешь с этим жить?

– У меня нет иного выбора. Я люблю его.

Глори снова вздохнула и прикрыла веки, устало откинувшись на спинку дивана.

– Я знаю, он тебя любит. Ты единственная женщина, на которой он хотел жениться. Чансу так не терпится дать тебе свое имя, что он даже не захотел подождать еще всего-навсего неделю, черт возьми, как я ни умоляла. Пришлось перевернуть небо и землю и едва не убить мужа, и вот я здесь.

Она зевнула.

– Подумать только, с тех пор как тридцать четыре часа назад позвонил Чанс, я ни на минутку не сомкнула глаз. Надеюсь, он разинет рот от удивления, когда меня увидит. – И Глори, измученно улыбнувшись, добавила: – Это мой единственный свадебный подарок любимому брату.

– И единственный, который что-то значит, – заверила Риба, весело засмеявшись. – Представляю себе лицо Чанса! Он из тех, кого нелегко удивить.

Зевок Глори оборвался смешком.

– Не очень-то надейся, солнышко. Чанса уже с четырнадцати лет никто не мог застать врасплох.

– Это когда погиб Лак?

Зеленые задумчивые глаза широко раскрылись.

– Он рассказывал тебе об этом?

– Не все. Просто признался, как страдает и чувствует себя виноватым, из-за того, что Лака убили, прежде чем Чанс успел что-то сделать. Правда, я не знаю, что в этом случае можно было ожидать от четырнадцатилетнего мальчика.

– Никто ничего и не ожидал, и меньше всего, что случится подобное.

Глори пристально посмотрела на Рибу.

– А что рассказывал тебе Чанс о том дне?

– Что он пришел слишком поздно. Лак уже был мертв. Тогда Чанс нашел шахтера, убившего брата.