– После всего, что она сделала?

– Это не то, что ты подумала, – говорю я, с трудом проглотив подступивший к горлу комок, – она тебя любит. Проведешь там каникулы и будешь в…

В безопасности. Даже не нужно произносить этого вслух. Испытываю облегчение. Вижу, что Миа чувствует то же самое. Понимаю, что приняла верное решение. У меня будет неделя, и за эту неделю я должна… Накатывает паника, страх перед неизвестностью. Я, которая видела, как в одиночестве истаяла мать; я почти двадцать лет цепляюсь за Патрика и – только бы не отняли Джо! – притворяюсь, что все идет хорошо. Мне кажется, сейчас Миа гораздо старше, чем я.

В коридоре сталкиваюсь с Патриком. Он выходит из ванной, смотрит на меня, переводит взгляд на дверь дочери.

– Что ты здесь делаешь?

– Услышала какой-то шум.

Муж бледный, усталый, подавленный. Глаза красные, будто он плакал.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю.

Он выпрямляется, и я опять вижу прежнего невозмутимого Патрика.

– Я устал, – бормочет он, уходя в спальню.

Остаюсь за дверью. Одна часть моего существа уже готова к побегу.

* * *

Этот дом всегда был ужасным, даже до того, как стал домом-убийцей. И ты всегда это знал.

Однажды, когда родителей не было дома, ты привел меня сюда. Мы шли в темноте, и когда глаза к ней наконец привыкли, оказалось, что в углах плесень, оконные рамы сгнили, а стены в трещинах, откуда тянуло холодом. Твои родители лишились дома задолго до того, как его отобрал банк. Здесь пахло гнилью. Здесь пахло смертью. Если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что он превратится в дом-убийцу, сомнений бы не возникло. Чтобы поверить в это, нужно было только один раз пройти по этому страшному дому.

Несколько месяцев, до самого банкротства родителей, ты вел себя как обычно, все время улыбался. Но в тот день улыбка исчезла с твоего лица.

«Хочешь посмотреть подвал?» – спросил ты и, несмотря на мой отказ, все равно привел меня в подземелье.

Сара

Теперь в витрине галереи моя работа. Нет, это не дом-убийца. Его выставлять не могу. За стеклом пейзаж: переливающийся всеми цветами радуги секретный берег Анны. У самой кромки воды стоит человек и вглядывается в даль. Наверное, это я, смотрю на неспокойное море: хром-кобальт, сине-зеленый цвет тоски, цвет отчаяния, страстного желания покинуть этот берег навсегда, уплыть куда глаза глядят или утонуть.

Вернисаж назначен на ближайшие выходные. Свои работы из студии я перенесла тайно: Бена в галерее не было. Я вообще последний раз видела его, когда он приходил к нам домой.

Выставка открывает передо мной новые возможности. В холодильнике припасено шесть бутылок просекко, приготовлены взятые напрокат бокалы; по всему городу расклеены афиши. Как советовала Анна, я все хранила в секрете. И что же теперь? Теперь мне очень страшно.

Выйдя из галереи, беру телефон и набираю номер Кэролайн.

– Это Сара. Мне нужна твоя помощь.

* * *

Дверь открываю очень тихо, однако Патрик все слышит. Выходит из кухни, вешает на плечики мою куртку и сверлит меня взглядом. Когда я возвращалась, начался дождь, поэтому в холле, там, где стою, по полу растекается лужа. Мне надо как можно скорее принять душ и переодеться, но дорогу преграждает Патрик.

– Где ты была?

– Прости, что не пришла до твоего возвращения. Я гуляла.

Мне кажется, что проспект выставки сейчас прожжет в кармане дыру.

– В такой дождь?

– Когда выходила, дождя не было.

Муж отворачивается, но то, как он сжимает ручку кухонной двери, как напряглись его плечи, – верный признак закипающей ярости.

Интересно, скажи я правду, что бы он сделал?

– Ужин готов. Переодевайся и приходи.

Пока поднимаюсь по лестнице, из своей комнаты выглядывает Миа. Она с удивлением смотрит на мои мокрые волосы и спрашивает:

– Где ты была?

Совсем как отец, только за ее словами не прячется с трудом сдерживаемый гнев. В них слышится затаенный страх.

Сжимаю проспект. Так хочется вынуть его из кармана, все ей рассказать, но внизу Патрик, он может услышать и…

– Мам…

– Что, девочка?

– Отец… Я видела его на берегу. – Миа медлит, смотрит в пол, потом снова поднимает глаза. – Днем. Он был в костюме. Стоял под дождем у самой воды. Волны заливали его ботинки, доходили до колен и… Люди смеялись над ним, как над дурачком.

– Миа…

– Нет, мам, серьезно. Льет дождь, а папа в костюме стоит в воде. Как сумасшедший.

– Я купила тебе билет на поезд, – говорю, заглушая стук собственного сердца. – Собери вещи. Поедешь завтра. Кэролайн знает, она тебя ждет. До каникул еще несколько дней, но это ничего. Я все улажу.

– Папа знает?

Страх, исказивший лицо дочери, заставляет мое сердце биться так быстро, что, кажется, оно вот-вот разорвется.

Качаю головой. Губы девочки дрогнули в беззвучной просьбе сохранить ее отъезд в тайне. Пока не сядет в поезд. Пока не окажется в безопасности.

* * *

Трясущимися руками включаю душ. Каждое утро Патрик встает, надевает костюм, берет портфель и уезжает неизвестно куда. На какой срок его отстранили от работы, он не сказал. Я подумала… Да ничего я не думала. Моя голова была забита совершенно другим. Днем Миа видела Патрика на берегу. Может, он не был на работе вообще? А если так, куда он уезжает?

Вдруг из душа полилась ледяная вода. Выключаю кран. Меня снова бьет дрожь.

Переодеваюсь в сухое, заматываю голову полотенцем, иду на кухню. У плиты Патрик – помешивает что-то в кастрюле.

– Миа сказала, что видела тебя сегодня на пляже, – говорю я. Молчание. Муж берет прихватки, склоняется над плитой. – Куда ты каждый день ходишь? На работу?

– Держи!

Резко обернувшись, он протягивает мне сотейник и делает это так стремительно, что не успеваю подумать и голыми руками берусь за раскаленный металл. Вскрикнув, роняю кастрюлю – и мясо вместе с горячим жиром вываливается на пол. Патрик хватает меня за руки, тащит к раковине. Струя холодной воды обжигает красные, уже покрывшиеся волдырями ладони, и я не могу сдержать нахлынувших слез.

– О господи! Сара, прости, я не подумал… Я не хотел, это случайно.

Но я видела: протягивая мне горячую кастрюлю, он весь кипел от ярости. А этот взгляд…

* * *

– Мама, ты не спишь? – В дверях появляется Джо.

Я не сплю, а сижу на кровати и пытаюсь решить, что делать дальше. Встаю и впускаю сына.