Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Азизам, прошло всего три лунных месяца. Ты должна быть терпеливой.
— Терпеливой? — сказала я. — Голи забеременела в первый месяц замужества. Почему у меня так долго?
Матушка вздохнула.
— Много времени прошло, прежде чем Аллах послал мне тебя, — ответила она.
Это меня не утешило. Я не думала, что ее трудности с зачатием станут и моими.
— А если я бесплодна? — спросила я. Слова с трудом отделялись друг от друга, так ужасна была сама эта мысль.
— Ты молода, у тебя впереди столько времени, — вздохнула мать. — Если еще много месяцев ты будешь без ребенка, я найду особенное заклинание, чтобы помочь тебе. Да поможет тебе Аллах зачать побыстрее!
Интересно, понимала ли мать, какая разница между моим положением и тем, в котором были они с отцом.
— Биби, у меня нет пятнадцати лет на ожидание, как у тебя, — отвечала я.
Матушка отвела глаза, словно не хотела, чтобы ей напоминали, что мой брак может закончиться в любой момент. Затем снова похлопала меня по руке и решительно сказала:
— Мы сможем вместе совершить назр и зарезать барана для бедных, когда твое желание исполнится.
Я отвернулась. Матушка выглядела изумленной тем, что я не считала назр достаточной мерой.
— Что-то случилось? — спросила она. — Он сказал, что больше тебя не хочет?
— Нет, — отвечала я, но мои губы дрожали так, что она увидела: есть еще недосказанное.
Я глотнула воздуху.
— Он берет другую, — добавила я. — Постоянную. Так вот почему ты в таком смятении! — поняла мать. — Но это может ничего не значить по отношению к твоему браку.
— Если бы забеременела, то волновалась бы меньше.
— Да, конечно, — согласилась матушка. — Когда он тебе это сказал?
— Мне сказала Нахид.
— Нахид? — Она отшатнулась, потрясенная.
Вместо ответа на ее немой вопрос я лежала и молчала. Горло перехватило, и лицо свело так, что оно будто стало с мяч для поло.
— А-ай, Хода! — проговорила матушка, едва поняв.
Она поглядела на меня, надеясь, что я опровергну, однако мне нечего было сказать.
Матушка принялась молиться:
— Господин вселенной, помяни нас в твоей бесконечной милости. Благословенный Мухаммед, услышь наши молитвы. Али, князь меж людьми, даруй нам твою стойкость и силу…
— Биби, я этого не вынесу, — сказала я. — Теперь по крайней мере один из них возненавидит меня.
— А ты сказала Нахид? — обеспокоенно спросила матушка.
— Нет.
— Хвала Господу, — отвечала она. — Ты права — мы должны быстро что-то сделать. А пока ты должна успокоиться. Утром будет много всякой работы, и нам надо быть свежими.
Она укрыла меня одеялами и подоткнула подушку. Потом собрала мои волосы назад и принялась их тихо расчесывать, рассказывая мне о проделках хитрой мыши и большого глупого кота, хотевшего ее съесть. Убаюкивающие слова вместе с движениями гребня, массирующего кожу головы, быстро погрузили меня в глубокий сон.
Хорошо, что следующий день был четверг, потому что после полудня мы были совершенно свободны. Подождали во дворе, пока Шамси уйдет из кухни в кладовые. Матушка ходила следом, говоря ей сладкие слова, так что она позволила матушке наполнить карманы орехами в скорлупе и пригоршней изюма. Взамен матушка пообещала ей бутыль своего лучшего черного снадобья для больного горла.
— Какое ужасное хозяйство… — проворчала матушка.
Мы накинули чадоры и пичехи и рука об руку отправились к кварталу Сейед Ахмадиюн посетить мечеть со знаменитым медным минаретом. По дороге мы повстречали молодую мать, ведущую своих четверых детей домой. Похоже было, что родила она их одного за другим — так близки они были по возрасту. Я задумалась: пошла бы плодовитая женщина вроде нее по такому делу, как мое?..
Уже издали мы разглядели медный минарет, ослепительно пылавший в предзакатном солнце. Этот маяк вел нас через незнакомые кварталы, пока мы не добрались до входа в мечеть. В женской половине мы молились вместе, касаясь лбами глиняных кругов. Когда я закончила, горе мое стало чуть полегче.
Минарет был обшит сверкающими листами меди, на которых выбили священные слова. Внутри было тесно, темно и прохладно, а каменные ступени были отполированы подошвами. Я вступила на первую ступень, а матушка протянула мне маленькую плоскую дощечку и орех.
— Расколи его, — сказала она.
Я положила орех перед собой на ступень, пристроила сверху дощечку и уселась на нее. Орех лопнул с утешительным треском, и я улыбнулась первому успеху. Раздавленный плод перекочевал в мой карман.
— Хвала Господу, — сказала матушка, подавая мне следующий орех.
Я поднялась ступенькой выше и снова раздавила орех, каждый раз молясь, чтобы чрево мое растворилось, приняло семя и отдало свое нежное ядро из плоти.
Выше и выше восходила я на башню, а матушка шла за мной и подбадривала меня в продвижении. Другие женщины начали свое восхождение под нами. На полпути к верху я услышала рыдание. Я схватилась за матушку, и мы вслушивались, пока не поняли. Орехи у женщины оказались слишком твердыми — знак, что она останется навечно бесплодной. Я пожалела ее.
Мы продолжали подниматься. Когда я садилась на дощечку и раздавливала очередной орех, я вспоминала Голи и думала, забеременела ли она снова. Я воображала, как привезу в нашу деревню своего младенца и гордо покажу ей. Что они подумают, когда узнают, что в жилах моего ребенка течет кровь богатого человека!
Матушка подергала меня за чадор:
— Азизам, тут за нами женщины тоже хотят взойти наверх. Шагай.
Я ступала по лестнице. Орехи трескались один за другим, словно жаждали открыться при моем касании. Достигнув верха, мы повернулись и тем же путем двинулись вниз, бормоча пожелания удачи другим женщинам, особенно той, с красными распухшими веками, которой явно было горше, чем мне. Снаружи мы выбрали скорлупу из мякоти, и матушка подала мне пригоршню изюма, чтобы смешать с нею.
— А теперь не будь робкой, — сказала она, когда мы отправились домой.
Я глубоко вдохнула и выбрала первого мужчину — он был в возрасте моего отца, и у него были такие же лапки морщинок в уголках глаз.
— Эй, седобородый! — крикнула я, показывая ему полные пригоршни орехов и изюма. — Можно предложить тебе плоды рук моих?
Его глаза смягчились и понежнели, как я и надеялась. Он подал мне обе руки ладонями вверх.
— Благословение тебе, маленькая будущая мать! — отвечал он. — Да понесешь ты семерых здоровых сыновей, по одному каждый год!
Я улыбнулась и отсыпала ему орехов с изюмом, пожелав ему вознаграждения за его благословение. Добрые слова наполнили меня надеждой. Несомненно, то был знак Божьей милости и щедрости — встретить мужчину, который так напомнил мне отца и его пожелание семи сыновей!