– Не самый крупный экземпляр, – заметил волосатый, выходя из укрытия. Дымящееся ружье он держал в руке, на изготовку. – Приманка, да ты даже не обмочился! Напрасно. Крысы очень любят. Просто приходят в экстаз. Поэтому новичок среди охотников особенно ценится. Потом приманка привыкает и реагирует спокойнее. Ко всему когда-нибудь привыкаешь.

– Спасибо, что убил ее, господин, – стуча зубами, проговорил Кравчук.

– Что ты, незачем меня благодарить, – оскалился Охотник. – Я делаю свою работу, ты свою. Все мы иногда ошибаемся. Поэтому время от времени мне нужна свежая приманка. Но ты прослужишь еще долго. Как правило, крыса не убивает сразу. Она может отгрызть руку или ногу. А чем однорукая приманка хуже обычной? Думаю, ничем. Крысы, так те в этом просто уверены…

Кравчук опустился на холодный пол и закрыл глаза. Его мутило.

Сергей очнулся от пронизывающего холода. Было темно, в спину больно врезался камень или комок земли. Прямо у лица шелестела колышимая прохладным ночным ветром трава. В небе светили редкие неяркие звезды. Очень болела голова.

«Черт, куда это я попал? – подумал Сергей. – Может, взрывной волной отшвырнуло от ангара в степь? Ульфиус ведь обещал, что у меня будет защита, вроде бронежилета или скафандра».

Однако пахло здесь совсем не так, как в привычной для Сергея донской степи.

Молодой человек попробовал подняться. Тело болело, но кости, похоже, были целы. Вставая, Сергей обнаружил еще одну странную и неприятную вещь – он был совершенно гол. Поэтому так замерз. На руке болтался браслет, подаренный Ульфиусом. Он, как ни странно, был слегка теплым.

В тусклом свете звезд почти ничего вокруг не было видно. Насколько Сергей мог понять, его окружало бескрайнее ровное поле, но поручиться не мог. Не было вокруг ни одного огонька, не было слышно никакого шума, кроме легкого шуршания травы. Воздух был прохладным, но терпимо. Если б какую-нибудь одежку, так вполне бы ничего.

Сергей вновь опустился на землю, решив дождаться рассвета, и начал восстанавливать в памяти события предшествующего вечера.

Они с Ульфиусом доехали на машине до городской окраины. Перед милицейским постом остановились и машину бросили, а сами пошли через поле пешком. Часа через два, петляя, вышли в район, где базировался «Барс». Там авенорец облюбовал высокий мощный серебристый тополь, росший посреди пустыря, на который они и влезли. Укрытие было неплохое – их было не видно, а они могли осматривать территорию «Барса», потихоньку отодвигая ветки, загораживавшие вид.

Ульфиус на глаз определил, что хранится в каждом из складов. Сергей, наблюдавший за рабочими, охраной и тарой, лежащей у построек, с магистром согласился.

Они составили план нападения. Сергей должен был идти первым, Ульфиус – прикрывать его. Чтобы перелезть через стену, Сергей, спустившись с дерева, украл из сада какого-то дачника лестницу и припрятал в траве. Кусачками Сергей обзавелся загодя и взял их с собой, покидая машину, так что проволока на заборе не представляла проблемы.

Чем ближе к вечеру, тем больше нервничал Сергей. Был он не робкого десятка, но постоянно боялся сделать что-то не так. Идти на вооруженный штурм вражеской базы ему никогда прежде не приходилось. Да что там штурм – он и в армии-то не служил. Прошел офицерские сборы после института, получил звание. Специальность – связист. А тут бы очень пригодились навыки диверсионной работы.

Когда начало темнеть, Сергей уже непроизвольно лязгал зубами. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Магистр, казалось, ничего не замечал или делал вид, что не замечает. А потом вдруг сказал:

– Сейчас я немного поделюсь с тобой своим настроением. От напряжения ты начинаешь не слишком хорошо соображать и медленно реагировать. Сильное напряжение, выделение адреналина – нормальная реакция организма на экстремальную ситуацию. Нужно просто уметь направить энергию в нужное русло. Нас этому учат в школе специально. Так же, как не бояться высоты или контролировать биение сердца.

Магистр взял Сергея за руку. Между ними словно прошел слабый электрический разряд, и Сергей почувствовал неописуемое облегчение. Он даже не совсем понял, что произошло. Показалось только, что время как будто растянулось. За промежуток между двумя биениями сердца он мог обдумать десяток проблем и помнил все пришедшие в голову решения. Легко находился ответ на любой вопрос, легко вспоминались, когда было нужно, события многолетней давности. Ко всему прочему Сергею было необыкновенно хорошо, словно он встретился после долгой разлуки с любимым человеком или узнал, что близкий родственник, которого он считал давно погибшим, жив…

– Что же это такое? – спросил Сергей. – Ты что, впрыснул мне наркотик?

Ульфиус засмеялся:

– Как ты можешь говорить такие гадости? Наоборот, сознание твое стало предельно ясным Я поделился с тобой своим временем. Точнее, настроил тебя на нужное восприятие времени. Даже мне, при моем немалом опыте, довольно трудно настроиться в ваших краях. Здесь время летит, как струя взбаламученной воды или неоднородный поток газа – пузырьки, вспышки, тяжело что-то запомнить и понять… Восприятие времени зависит и от самого человека, и от мира, где он живет. В Авеноре трудно воспринимать мир так, как воспринимаешь его ты. У вас, напротив, мне стоит больших усилий сохранить свое мироощущение… Но я все-таки разобрался со своими чувствами, потому смог помочь и тебе.

– Ты говоришь – время, как струя? – заинтересованно спросил Сергей. Он чувствовал себя умиротворенным, спокойным и не прочь был поговорить на абстрактные темы, тем более что в мыслях царила необыкновенная ясность и решение любой проблемы приносило несказанное удовольствие. Жаль только, что слова совершенно не поспевали за мыслями. – А какое время у вас, в Авеноре?

– У нас оно тяжелое, вязкое и ароматное. Течет, словно поток свежего майского меда. Может быть, я говорю слишком образно, но мне внушали такое представление с раннего детства. Мой первый учитель, Маэгрин Мудрый, советовал воспринимать время именно так. Трудно отказаться от детских ощущений, да и незачем… Для меня время – поток благоуханного меда в жаркий полдень. Меда, который льется из деревянной медогонки с медными клепками в большой глиняный сосуд. Сосуд – наша память, а медогонка – жизнь, будущее, вероятности и возможности… Благодаря такому восприятию и мироощущению у меня хорошая реакция, поэтому я могу запомнить много. Мы можем управлять временем, хотя, в конечном итоге, время управляет всеми нами… Вспомни свое детство. Тогда каждый день казался вечностью. А потом время начало сжиматься и лететь, как в дурном сне. Когда появляется такое ощущение, это означает, что человек начинает стареть Но само время не изменяется. Оно вечно и неизменно. Изменяется только твое мироощущение…

Сергей молча кивнул головой. До наступления полной темноты ждать было еще очень долго – целых пятнадцать минут. За это время можно было сочинить поэму – благо слова сами складывались в стихотворные строки. Или выучить какой-нибудь язык. Жаль только, самоучителя под рукой не было.