Ну, а пока давайте прервем наше общение на сутки – мне необходимо послушать то, что расскажут ваши подчиненные. Вы же, в свою очередь, обдумайте мое предложение, а оно таково: если информация, которую вы предоставите, будет мне интересна, я гарантирую вам, что лично доставлю вас в Великобританию.

– Вы так уверены, что сможете хоть что-либо добиться от моих людей? Пытки далеко не всегда дают правильные результаты, хотя в некоторых случаях достаточно эффективны, – неожиданно по-английски произнес подполковник СС.

– Вероятнее всего, вы знаете, о чем говорите, господин оберштурмбаннфюрер, но… – я тоже перешел на английский и традиционно мерзопакостно усмехнулся.

Эх, «Гнома» с его «звериным» оскалом нет! А сейчас так пригодилась бы его милая улыбочка!

– …пытки пыткам рознь. Никто не собирается зверски избивать ваших людей или пытать их раскаленным железом. Это долго, утомительно, грязно и недостаточно эффективно. Для достижения нужного результата есть более продуманные методы допроса. Можно сделать так, что ваши люди сами будут умолять меня что-либо у них спросить.

Так уж получилось, что бо́льшую часть своей жизни я провел в Японии и Юго-Восточной Азии. Мой отец, скажем так, любил поездить по миру. Особенно если его устраивала оплата за подобные путешествия. В последние годы мне пришлось сопровождать его в этих необычных поездках.

Так вот, в тех краях существует очень много крайне необычных способов развязывания языка, и один из них сотрудники НКВД сейчас проверяют на ваших подчиненных. Да и вам, как я погляжу, досталось от их щедрот. Этот метод достаточно прост: ваших солдат, адъютанта и вас лично накормили хлебом, сделанным из муки грубого помола, и сухарями. Как я погляжу, подошли и немецкие галеты, но при этом ни вам, ни вашим подчиненным совсем не дают воды.

Попадая в желудок в течение суток, двух или максимум трех, хлеб забирает из желудка человека весь желудочный сок, который производит наш с вами не совсем разумный организм, полностью обезвоживая его, и истязуемый нестерпимо хочет пить.

Затем сухой хлеб, сбившись в плотный ком, раздражает стенки желудка, от чего начинаются желудочно-кишечное кровотечение и спазмы. При этом истязуемый помимо постоянной сонливости и апатии испытывает сильнейшую боль во внутренних органах.

Следующая стадия – заворот кишок и некроз некоторой части кишечника. Это крайне болезненное состояние – истязуемый дико вопит, мечется, колотится головой о стены, грызет землю.

Как вы думаете, на какой стадии такого допроса ваши подчиненные начнут рассказывать правду?

Впрочем, для достижения быстрого результата мы можем воспользоваться и методами, сходными с методами гестапо. У человека на пальцах рук и ног существуют нервные окончания. В гестапо людям загоняют под ногти швейные иглы – это самый любимый метод допроса у некоторой части ваших сослуживцев. Мы же разобьем вашему адъютанту обухом топора суставы пальцев на левой руке. Все сочленения до единого, а это крайне болезненный процесс.

– Зачем вы мне все это рассказываете, майор? Не можете обойтись без кровавых подробностей? – Эсэсовский подполковник натянуто осклабился.

На усмешку эта гримаса совсем не походила. Держался эсэсовец неплохо, но все еще не понимал, что я для него приготовил.

– Что вы, господин подполковник! Можно и без подробностей. Просто я хочу, чтобы вы понимали, что вас ждет в самом ближайшем будущем, и не обольщались.

Как я заметил, вы предпочитаете пользоваться правой рукой, но, как и у всех людей, левая рука у вас тоже пока есть. Ноги вам еще пригодятся, чтобы дойти до ближайшего лагеря одного из отрядов польской армии Сопротивления, а вот руки вам могут оказаться уже не нужны. Подумайте об этом.

Мне не нужна ваша подпись на договоре о продаже вашей никчемной души. Мне нужна та информация, которой вы располагаете. Только и всего. Да и душа, в том понимании, которое закладывают в него полоумные святоши, у нас с вами уже давно отсутствует.

Покончить жизнь самоубийством вам никто не позволит – вас не собираются развязывать, водить в туалет, кормить, поить и давать спать. Никакого комфортного времяпрепровождения, пока вы не начнете выдавать полезную информацию. А по поводу «кровавых подробностей…», – я опять перешел на немецкий язык. – Вам ли говорить об этом? Может быть, мне напомнить вам о таких лагерях смерти, как «Аушвиц», «Заксенхаузен», «Дахау», «Майданек», «Треблинка», «Бухенвальд»?

Рассказать, чем занимается в «Аушвице» «доктор Смерть»? Он же доктор Йозеф Менгеле с его экспериментами по сшиванию живых близнецов и с попытками изменить цвет глаз у заключенных. Напомнить вам, сколько тысяч заключенных в результате этих экспериментов полностью ослепли и были отправлены в газовые камеры и крематории?

Или вам поведать о лагере «Дахау» и докторе Зигмунде Рашере с его опытами по переохлаждению и смене давления? Догадываетесь, на заключенных из каких стран ставятся эти безумные опыты? Вы хотите, чтобы я рассказал об этом русским десантникам? Вы понимаете, что они с вами после этого сделают?

У вас есть сутки на размышления. Ровно через сутки вами займутся диверсанты из спецотряда НКВД. После этого нам с вами будет не о чем разговаривать, так как вы все расскажете большевикам и будете мне неинтересны. – На этом, собственно говоря, я и закончил свое общение с сильно озадаченным моими словами подполковником СС.

Выйдя из комнаты и пройдя подобравшегося при моем появлении часового, я развалился на стоящей в соседней комнате широкой банкетке с резными дубовыми ножками и ненадолго отключился.

Ситуация развивалась неоднозначно, и мне следовало немного подумать. Вся эта доброжелательная словесная шелуха, которую я вывалил на эсэсовца, помогла мне немного понять собеседника. Мне не нужны были его ответы, я следил за мимическими реакциями командира зондеркоманды.

Невозможность сыграть при разговоре на контрастах немного напрягала меня. Вдвоем допрашивать эсэсовца было бы намного проще, но «Кубик» к подобным играм не готов, а из отряда я никого не знаю. Поэтому на первом допросе пришлось играть в доброжелательность. Следующий допрос будет жесткий, а дальше – как пойдет. Может быть, сбавлю обороты, а может, на куски эсэсовца порежу – как вести себя будет.

Командира зондеркоманды я вытрясу до донышка в любом случае. В этом у меня не было никаких сомнений. При всех своих знаниях и кровавых умениях эсэсовцы не выглядели опытными бойцами. Я, общаясь с ними в бронетранспортере, немного прокачал их.

Самым опасным из всей этой компании был адъютант оберштурмбаннфюрера Готвальда Поогена гауптштурмфюрер Фридрих Зомменинг, но это, скорее, оттого, что ранее он служил в другом подразделении. Что это было за подразделение, я пока не понял – в разговоре гауптштурмфюрер ловко перевел разговор на другую тему, но, судя по подчеркнуто почтительному поведению его подчиненных, авторитет у него был немаленький.

Именно поэтому я, от греха подальше, заглушил его дополнительной светошумовой гранатой. После первой светошумовой гауптштурмфюрер отключился не полностью и уже тащил из-за спины автомат. Открытая бронезаслонка двери позволила мне это разглядеть. Проблем могло бы и не возникнуть, но рисковать я не стал.