– Все будет хорошо, – перебил меня Кейден. Он расчесал пальцами мои волосы, которые наверняка растрепались. Он остановился у моего затылка, прежде чем наклониться ко мне и прижаться губами к моему лбу. Я закрыла глаза, запоминая это чувство. Внезапно меня охватила гнетущая тишина, и я задержала дыхание. Момент закончился слишком быстро.

– А теперь вперед, – тихо пробормотал он и кивнул в сторону стойки регистрации.

Я еще раз посмотрела в темные глаза Кейдена. И потом ушла.

Перелет в Денвер занял столько же времени, сколько и поездка из Вудсхилла до Портленда. Но, в то время как вчера два с половиной часа пролетели словно в одно мгновение, теперь казалось, что они тянутся вечно. О сне можно было и не думать, как и о спокойном сидении на месте. Мне бы хотелось сжечь накопленную энергию или расплакаться, потому что я по опыту знала, что после этого мне станет спокойнее, а в голове прояснится. Но в последние часы мое тело казалось мне чужим. Оно просто отказывалось работать. Я даже не смогла выпить воду, которую поставила передо мной стюардесса. Моя шея горела, мне было плохо, и единственное, что хоть как-то поддерживало меня, был стойкий запах Кейдена, исходивший от свитера. Я зарылась носом в мягкую ткань и натянула рукава до кончиков пальцев, чтобы никто не видел, как сильно я дрожу.

Когда я наконец выбралась из самолета, мне больше всего хотелось бежать, но толпа, хлынувшая со мной к выходу, не позволила этого сделать. Выйдя наконец на улицу, я огляделась в поисках такси. Маме я звонить не хотела. Я боялась, что состояние папы еще больше ухудшилось. Если это было так, я не хотела узнать об этом по телефону.

К счастью, водитель понял, что я тороплюсь. Улицы вокруг аэропорта были забиты, но через несколько минут пробка рассосалась, и он нажал на газ, направляясь к зажиточному району на краю города, где находился дом моих родителей.

Во время поездки я думала о самых странных вещах: о том, что за пару часов можно добраться из одного штата в другой, расположенный достаточно далеко, о запахе такси – смеси дыма и кожи, и о Mario Kart. В мыслях я даже бросила банановую кожуру на машину, которая не давала нам себя обогнать, и это вызвало у меня истерический смех.

Хорошо, что я еще могу смеяться.

Когда водитель наконец добрался до широкой улицы с особняками и остановился перед родительским домом, мне показалось, что меня может стошнить в любую минуту. Я бросила деньги ему на колени и выскочила из машины. Свою сумку я сама достала из багажника, а потом побежала к подъездной дорожке.

Я не обращала внимания ни на внушительный фасад, ни на фонтаны в саду, ни на камеры безопасности. Вместо этого я позвонила в звонок и одновременно стукнула рукой по огромной двери.

Сразу после этого я услышала, как внутри кто-то подошел к двери и пробормотал что-то непонятное, звучавшее явно расстроенно. Дверь открылась.

– Кристал? – удивленно спросил папа.

Я не верила своим глазам. Тяжело дыша, я уставилась на отца.

Его волосы почти полностью поседели, залысины стали еще больше. Он был одет в серый костюм, который сидел идеально и придавал ему чрезвычайно серьезный вид. На нем были белая рубашка и темный галстук. Я редко видела его в чем-то другом.

Прежде чем я успела сдержаться, я обвила руками его талию и зарылась лицом в его грудь. И наконец я почувствовала слезы, которых ждала все это время.

– С тобой все в порядке? – всхлипнула я в его рубашку, видимо, испортив ее окончательно. Моя тушь не была водостойкой.

Папа поднял руку и неловко погладил мою спину.

– Почему со мной должно быть что-то не в порядке? – спросил он.

Я так давно не слышала его голоса. Он казался мне почти чужим.

– А как же несчастный случай? – отозвалась я и теперь полностью оторвалась от него, чтобы оглядеть его сверху донизу и проверить наличие травм. В моем представлении он лежал на больничной койке без сознания, со ссадинами на лице и повязками на руках. Но на самом деле он выглядел совершенно невредимым.

– Ах, это, – сказал папа, нахмурившись. – Я порвал связки на сквоше.

Я безмолвно уставилась на него.

– Ты же знаешь, мы с Эдмундом иногда перегибаем палку.

– Мама… – Я сглотнула. – Мама позвонила мне и сказала, что с тобой произошел несчастный случай, – выдавила я. – Она сказала это так… это прозвучало так, как будто все очень плохо.

Папа разразился хриплым смехом, а затем покачал головой. Он шумно выдохнул, а потом снял с моего плеча сумку.

– Ты, конечно, неправильно ее поняла.

Я была совершенно ошеломлена. Я приготовилась ответить, но отец прервал меня, отходя в сторону и приглашая войти.

– Заходи первой, – серьезно сказал он.

Пока мы шли к дому, я видела, что он слегка хромает. Он поставил мою сумку на мраморный пол фойе, прежде чем пойти в сторону гостиной, не обращая внимания на то, следую ли я за ним. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не закричать.

С одной стороны, я испытывала неимоверное облегчение от того, что с папой все в порядке.

С другой стороны, мне хотелось убить маму.

Я огляделась, но ее нигде не было видно.

В гостиной папа сел на белый кожаный диван и выжидательно посмотрел на меня. Бессильно я опустилась в кресло рядом с ним. Мне потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями.

Молча я огляделась. Здесь ничего не изменилось. Роскошная обстановка показалась мне слишком декаданской после нескольких месяцев, проведенных в Вудсхилле. Трудно поверить, что всю жизнь я не знала ничего, кроме парчовых обоев, современной и к тому же невероятно неудобной мебели и люстр везде, куда ни глянь. Только цвет декора мои родители меняли в соответствии со сменой сезонов. Однако, в отличие от мамы Кейдена, для дома они выбрали не теплые осенние цвета, а блестящие оттенки шампанского и благородный кремово-белый цвет.

Папа взял графин с водой, который стоял перед нами на подставке, которая, вероятно, должна была быть столиком, даже если и совсем отдаленно напоминала его. Скорее, это были просто зеркала, соединенные в шестиугольник.

– Стакан воды? – спросил он, и я медленно кивнула.

Теперь, когда волнение немного спало, я поняла, насколько пересохло у меня в горле. Я подтянула ноги на кресло и скрестила их, потом взяла полный стакан, который имел ту же форму, что и стол, и поднесла его к губам. Жадно я глотала прохладную воду.

– Где мама? – спросила я, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Даже если папа и был удивлен или встревожен моей стрижкой или отсутствием манер, он этого не показывал.

– Ты же ее знаешь. Наверное, готовится к завтрашнему ужину, – отозвался папа.

Это означало, что она была у парикмахера или сплетничала со своими подругами за кофе. Ей повезло. Если бы она в этот момент вошла через двустворчатую дверь, я бы уже ничего не могла гарантировать.