У Тони было много женщин, и со всеми он рано или поздно расставался. Значит, она просто одна из многих? Он сказал, что женщины бросали его. Но она не собиралась его бросать. Она поверила ему. Более того, она в него влюбилась.

Но что она знает о любви? Любовь приносит боль и страдания. Это она уже поняла. Любовь лишает независимости, а она это не приемлет для себя.

Лучше бы он оставил ее в покое в ее тусклом скучном мирке, в ее раковине. Она никогда не узнала бы, что такое настоящее чувство, ей не пришлось бы страдать.

А сейчас она страдает. Она сердится на своего отца, который всю жизнь не обращал на нее внимания, сердится на Тони, который сначала был так внимателен и заботлив, а потом просто забыл о ней. Она годами безропотно сносила молчание со стороны отца. Она ловила малейшие знаки внимания с его стороны. Она все время чего-то ждала. Но с Тони она ждать не будет! Она должна выяснить в чем дело. Либо Тони не может с ней связаться, либо не хочет. Она должна это знать.

Вот почему она позвонила отцу. Он входит в объединенный комитет начальников штабов и как минимум раз в месяц играет в гольф с президентом. Кто, как не он, может выяснить судьбу доктора Энтони Каллахэна?

Телефонный разговор с отцом состоялся два дня назад, и вот сегодня она получила приглашение от отца поужинать у него дома.

Чтобы не опоздать, Линда взяла такси. Без четверти семь она уже звонила в дверь старинного кирпичного дома на тихой зеленой улочке Бриджтауна. Дверь открыл Бартон, пожилой дворецкий.

– Добрый вечер, Бартон, – приветливо поздоровалась Линда. – Генерал уже дома?

– Пока нет, мисс Линда. Проходите в гостиную. Я вам не нужен, мисс? Если нет, я, с вашего позволения, уйду. – Он улыбнулся и надел старомодную, но безупречно вычищенную шляпу. – Генерал сказал, что, после того как дождусь вас, я могу быть свободен. Пойду навещу свою дочь и внуков.

– Разумеется, идите, Бартон. – Линда прошла в гостиную и, тяжело вздохнув, села на диван. Опять придется ждать.

Прошедшие полтора месяца были трудными. Ей пришлось давать кучу объяснений по поводу всего произошедшего. Следователям нелегко было понять, как начальник подразделения сверхсекретного агентства стал предателем и убийцей. Плюс странное, на взгляд следователей, поведение самой Линды – взорванный дом, два обгоревших трупа, гонка на мотоцикле через всю страну. Разбирательства по поводу совместной операции трех сотрудников агентства с военными, которыми командовал брат Риты. Выстрелы в провинциальном мотеле, вертолет, возмущение местных властей.

Только чудом Линде, Генри и Рите удалось избежать военного трибунала. Но в конце концов было решено, что достигнутая цель оправдывает средства, и обвинения с них сняли.

Впрочем, если бы Линду уволили, она, наверное, была бы только рада этому. Тони был прав, когда говорил, что ему не нравится ее работа. Ей самой она тоже теперь не нравится. Когда-то она выбрала эту профессию, чтобы произвести впечатление на отца, но ей так и не удалось достичь этой цели. Какое-то время ей нравилось рисковать, выполнять сложные задания, но теперь все прошло. Она больше не хочет ни в кого стрелять и не хочет, чтобы стреляли в нее. Она не хочет больше притворяться. Не желает больше лгать. Она хочет быть такой, какая она есть. Настоящей.

Временами, когда она слишком сильно тосковала по Тони, ей приходила в голову мысль, что было бы лучше вернуть все назад, в те времена, когда она не умела смеяться и не умела любить. Но это уже невозможно. При всем желании она не смогла бы снова стать бездушным роботом, слепо исполняющим приказы. Она хочет быть свободной и счастливой и мечтает, чтобы рядом с ней был Тони.

Линда не была искушена в любви, но ей почему-то казалось, что то, что произошло между ней и Тони, было настоящим. Чувствует ли он то же самое, что и она? Если да, то, значит, его сердце тоже разрывается на части. Но почему тогда он до сих пор не с ней?

Остатки здравого смысла подсказывали ей, что он может быть так же занят, как и она. Его могли взять под стражу сразу, как только он пришел в сознание. Она представила, как он лежит на больничной койке, а ему зачитывают права обвиняемого. Но это логика здравого смысла, запасы которого Линда почти исчерпала за предыдущие двадцать девять лет жизни. Все, что у нее осталось сейчас, – это эмоции. А эмоции не желают прислушиваться к логическим рассуждениям.

Все ночи напролет она плакала, уткнувшись в подушку. Ее дни были не лучше. Ее постоянно вызывали к чиновникам и военным разного ранга, где она в очередной раз пересказывала всю эту историю и отвечала на дурацкие вопросы. Все хотели знать, как могло случиться такое в элитном подразделении секретного агентства и что надо сделать, чтобы это не повторилось.

Их отдел чуть было не расформировали. Существование всего агентства было под вопросом. Не было уверенности, что Шелтон действовал в одиночку. Возможно, у него остались нераскрытые сообщники в агентстве. Дело Энтони Каллахэна полностью изъяли из их ведения. Теперь им занималось другое секретное учреждение, и информацию о нем можно было получить только по специальному, четко обоснованному запросу. Линда очень нуждалась в информации об Энтони Каллахэне, но причины ее интереса к нему были смешны с точки зрения военной машины.

Она знала только то, что знали все: доктор Каллахэн был задержан до выяснения всех обстоятельств этого дела. Место его пребывания не разглашалось. Причиной задержания была названа гибель охранника. О секретной формуле не было сказано ни слова.

Линда встала с дивана и начала нетерпеливо расхаживать по комнате. Часы на каминной полке показывали, что со времени, назначенного для встречи, прошло уже двадцать минут. Не в привычках отца было опаздывать.

У входной двери зазвенел колокольчик. Кто бы это мог быть? Линда вышла в прихожую и распахнула дверь. Она ожидала увидеть на пороге отцовского дома кого угодно, только не Тони Каллахэна. Но это был именно он. И знакомый красный мотоцикл стоял у калитки.

Линда растерянно моргнула, решив, что это мираж, плод ее измученного воображения. Столько раз бессонными ночами она представляла себе их встречу, что теперь у нее начались галлюцинации. С минуту она смотрела на него, не в силах произнести ни слова.

На нем была белоснежная рубашка и сомнительного вида джинсы – вытершиеся на коленках и полинявшие до самых светлых оттенков голубизны. Волосы спускались на воротник рубашки, на губах играла легкая улыбка. Он выглядел точно так, как раньше – до тех ужасных последних минут, которые они провели вместе. Каждый раз, когда Линда закрывала глаза, она видела именно эту последнюю сцену: его, лежащего на полу в номере дешевого мотеля, истекающего кровью, бледного и недвижимого. И каждый раз с ее губ готовы были сорваться мольбы и проклятья, которые она произносила тогда.

А сейчас он стоял перед ней живой и здоровый. И улыбался уже во весь рот, той своей неотразимой улыбкой, от которой у нее всякий раз кружилась голова.

– Привет, – поздоровался он. – Генерал сказал, что ты хочешь меня видеть.