— Не плачь, милая... Не надо. Всё хорошо. И всё будет хорошо. Я обещаю...

Эльфка повернулась ко мне. Так и есть, почти зарёванная мордашка. Ласково провожу пальцами по мокрой дорожке на щеке:

— Помнишь? Ты же запретила мне умирать... Как я могу ослушаться?

Она всхлипывает и утыкается лицом в мою грудь. Точнее, хочет уткнуться, но не очень-то получается: мы слишком разного роста. И я снова вздыхаю по поводу своих скромных физических качеств...

— Ты... правда, не умрёшь?

— Пока не услышу первый крик твоего ребёнка, не умру.

— А потом?

— Так далеко я не могу загадывать. Да и никто не может.

— Я... я не знаю, почему, но... рядом с тобой... я чувствую себя совсем маленькой. Как рядом с отцом...

— Ну, милая, не надо нас сравнивать! Отец — это отец, а я...

— Ты тоже подарил мне жизнь!

— Неосознанно и ненамеренно, — считаю нужным напомнить обстоятельства нашей первой встречи.

— Ну и что? — она хмурит брови. — Ты жалеешь об этом?

Выдерживаю паузу, к концу которой эльфка начинает заметно волноваться.

— Я жалею о том, что слишком маленького роста и невеликой силы и не могу поднять тебя на руки.

Несколько вдохов Кайа смотрит мне в глаза, пытаясь понять, шучу я или говорю серьёзно.

— Ты... ты уходишь от ответа!

— Разве? А по-моему, я сказал именно то, что нужно.

— Ты всегда поступаешь по-своему! — обвиняюще замечает эльфка.

— Как и все остальные, — пожимаю плечами.

— Надо думать и о других! — ну вот, только таких нравоучений мне и не хватает... Картина проясняется, но всё же, скрытая туманом, она была гораздо проще и приятнее...

— Я думаю, милая. Чаще, чем ты можешь себе представить, — на самом деле ведь, думаю. Даже в тех случаях, когда это неразумно и несвоевременно.

— Тогда какого... — в последнее мгновение она осекается, чтобы не выругаться. Интересно, почему? Только не из стеснительности: уж чего-чего, а этого чувства эльфам при сотворении отсыпали очень мало! — Почему ты ТАК себя ведёшь?

— Милая, — непроизвольно суживаю глаза, как и всякий раз, когда начинаю злиться. — Ты считаешь меня своей собственностью? Так вот, позволь напомнить: дела обстоят несколько иначе. Скорее я имею некоторое право влиять на твои решения, верно? Пользоваться сим правом или нет — вопрос спорный, но не срочный, поэтому пока оставлю всё, как есть. Твоё заявление меня тронуло, не буду скрывать, но хотелось бы знать его истинную причину. Могу признать свои достоинства в плане защиты от нежелательных магических проявлений, но это не повод держать меня на коротком поводке и не давать сделать и шага в сторону... Поэтому прошу: либо смени тон, либо объясни, чем вызвано горячее желание ограничить свободу моих действий!

В течение моего скромного монолога Кайа сначала слегка побледнела, потом начала розоветь и опускать взгляд. Пока оный взгляд окончательно не вонзился в пол. А затем... Первый раз в жизни я удостоился невиданного зрелища. Знаете, как по-настоящему краснеют эльфы? А я теперь знаю. Ушами. Острые кончики, выглядывающие из бронзовых локонов, стали совершенно пунцовыми. И именно в этот момент ваш покорный слуга понял главное и единственное, что с лихвой объясняло поступки листоухих — и давние, и ещё несовершённые. Да они же — просто дети!

Маленькие дети, запертые в совершенных, практически бессмертных и, самое обидное — взрослых телах. Отсюда и их вечные Игры, и заносчивость, и вспыльчивость, и излишняя церемонность в отношениях с другими расами. Они всего лишь пытаются КАЗАТЬСЯ ВЗРОСЛЫМИ, но ребёнок никогда не сможет понять поступки того, кто неизмеримо старше. Не скажу «умнее» — не мне судить, но старше именно по уму...

Сколько ей лет? Двести? Триста? Ох, милая... Тот маг был просто счастлив заполучить тебя: истинная жестокость доступна только детям. Чем он и воспользовался, мерзавец... Любопытно, он действовал осознанно или просто угадал?...

Дети, будь они прокляты! Никогда не умел себя вести с детьми. Наверное, потому, что детство у меня было несколько странное и мрачноватое, хотя... Кое в чём всё-таки повезло — не каждому достаётся такой наставник, как Магрит. Наставник, твёрдо знающий, чего добивается. Умница, сестрёнка! Ты так умело не давала мне почувствовать себя ребёнком, что я не заметил, как повзрослел... Уф-ф-ф-ф-ф! Не хочу быть взрослым! Но здесь и сейчас — придётся.

Теперь я понимаю, почему ты просила «не делать им больно»... Намекала. Давала пищу для размышлений. Браво, Магрит! Никто не сумел бы так быстро и просто заставить осознать простейшую, но такую невероятную истину...

— Ке, милая... — она несмело подняла взгляд. — Я не считаю возможным вмешиваться в твою жизнь больше, чем уже успел, и, надеюсь, в моём отношении ты придёшь к схожей линии поведения... Постарайся запомнить и понять одно: если я делаю что-то непонятное, значит, это необходимо МНЕ. Пусть происходящее выглядит глупо, опасно, нелепо, безрассудно, ошибочно — неважно! Некоторые шишки просто нужно набить, и всё...

— Я попробую... понять, — эльфка улыбнулась. Всё ещё обиженно, но с надеждой.

— Вот и договорились!

— Но всё же... не пугай меня больше!

— Постараюсь... Но твёрдо обещать не могу!

— О, ты уже на ногах! — из-за дверного косяка выглянул Кэл.

— Как видишь. Обед готов?

— Готовится. Я тут привёл доктора, так что...

— Поняла, поняла! — усмехнулась Кайа. — Мальчикам нужно посекретничать!

В лучших традициях моей подружки — оставив последнее слово за собой — эльфка величаво выплыла из комнаты, не забыв, впрочем, прикрыть за собой дверь.

Доктор, как и ожидалось, тоже оказался эльфом, но из какого-то иного клана, чем те, с представителями которых мне довелось последнее время общаться. Волосы цвета белого золота и внимательный тёмный взгляд придавали его облику большую зрелость, чем он, возможно, заслуживал. Но всем остальным... Всем остальным он ничуть не отличался от своих иноплеменных собратьев по ремеслу, потому что его первым вопросом было:

— Как Вы себя чувствуете, молодой человек?

— Великолепно! Вашими стараниями, не так ли?

— Не думаю, — без тени улыбки на лице ответил эльф. — Моё искусство оказалось бессильно в данном случае.

— А не в данном?

— Что Вы имеете в виду?

— Хочется верить, что вот этому господину, — кивок в сторону Кэла, — Вы уделили гораздо большее внимание, чем мне.

— В некотором роде... А почему Вы об этом упомянули?

— Видите ли, доктор... Физическое повреждение его тела не столь велико, как нарушение внутренних структур. Надеюсь, Вы уже выправили порванное Кружево?