Я протиснулся через строй и остановился у княжеского коня. Следом за мной подошел Кубин.

– Остынь, княже.

Дед Матвей придерживает Бориса, а я выступаю вперед. Мал пристально смотрит на меня, и лицо его начинает меняться.

– Ты? – на лице Куты растерянность и испуг.

Сюрприз – Мал знает настоящего Владимира Ивановича, а я на него похож. Возможно, между ними был конфликт или еще что. Потом разберемся, а пока надо подыграть.

– Да, это я.

– Не может быть! – шепчет Кута.

– Ну почему же, – усмехаюсь я, – очень даже может.

– Я же тебя…

Что он меня, точнее, настоящего Владимира Ивановича – убил или смертельно ранил? Что ж, это мне на руку, а пока Кута в ступоре, куем железо…

– Кровь наших братьев ратных и дым Китежа привели нас сюда! – крикнул я. – Так, бояре?

– Да-а-а! – взревели бояре за моей спиной.

– Ты! – я воткнул в Куту палец. – Ты укрывал и кормил их! Ты указал путь поганым! И ты виновен в смерти тысяч невинных душ!

Отцепляю от пояса небольшой мешочек и швыряю к ногам Куты.

– Тридцать сребреников, для дороги в ад!

– Что мне ваш ад, – шипит Мал. – Я истинных богов не отвергал.

– Но и через Калинов мост тебе пройти, – только для Куты говорю я.

– Требую суда богов! – орет Кута.

Все-таки надеется на благополучный исход? Считает, что он победит в поединке?

– Суда требуешь? – голос мой сух. – Будет тебе суд. Бояре! И вы все…

Вновь указываю пальцем на Мала.

– Я вызываю Куту на бой! В моем праве! С одним щитом, и пусть Господь нас рассудит.

Княжеские гридни и бояре согласно кивают. Для схватки освобождается место в центре.

Мал снимает рубаху. Под ней кольчуга мелкого плетения. Кута снимает ее, затем еще рубаху и остается с голым торсом, в одних штанах, сапогах и кушаке. Он берет меч, щит с умбоном, но без окантовки и выходит на середину. Клинок у него метровой длины. Не совсем подходящий для пешего боя. Ну, это его выбор…

Я тоже скидываю рубаху, бронежилет и нательник. Мне протягивают такой же щит, как у Куты, но вместо меча беру саблю Горина. Она немного тяжелее моей, но это только в плюс.

Выхожу на середину. Кажется, еще такой тишины тут никогда не было. Гридни и Кута смотрят на мою грудь. Но если княжеские вои смотрят на крест, то Мал уставился на шрам немного левее креста и тихо шепчет что-то про богов и чудеса. О да, чудеса на свете бывают, как я убедился у того дуба. И Бог есть!

– Начнем, – и я бью клинком по щиту.

– Ир-р-р! – взревел Кута и ринулся вперед. Рубанул мечом, направляя его под совсем небольшим углом вниз. Я отклонился, немного отступив назад. Ф-ж-ж… клинок рассек воздух над головой…

Движения Куты стремительны, но однообразны – пара ударов крест-накрест и один горизонтальный удар. Не сражается, а дерево рубит. Однако с упрямым напором, даже княжеские гридни приободрились. Всем кажется, что Кута сильнее. Да, он крупней меня, интенсивно атакует, но я не просто уклоняюсь, а изучаю его стиль, и он пока не меняется, все тот же тупой напор.

Странно – я спокоен, словно делаю обыденное дело, уже решенное заранее и с известным финалом. Кута видит мое хладнокровие, и именно это выводит его из себя. Что ж, Мяга была права: ненависть разрушает, вот только и любви у меня никакой нет. Есть простая задача – победить.

В принципе, я могу прекратить бой в любой момент. В стремительных движениях Куты есть маленькая пауза в замахе – достаточно, чтобы сблизиться, а там дело техники, и все равно, что у него будет в руках – меч, сабля или нож.

Трах! Удар в щит передается в руку, чуть ли не отсушивая ее. Все, пора. Взмах саблей, Кута закрывается щитом, и я быстрыми ударами кромсаю кленовые доски вокруг умбона. Бояре начинают подбадривать меня, но мне все равно, даже дыхание не сбилось. Просто не даю Малу начать свою атаку, заставляя князя прикрываться щитом. В какой-то момент бью не саблей, а ногой. «Толкаю» так же, как Демьяна когда-то, только со всех сил. Если бы не щит, то перелом ребер как минимум. Треск – и щит Куты отлетает к гридням, а он падает.

– Это был твой щит! – громко говорю я и под общее изумление оставляю на земле свой щит вместе с саблей.

Мал вскакивает, откидывает ручку от щита. Удивленно смотрит на меня, затем на оружие у моих ног. Щерится.

– Сейчас ты сдохнешь, – шипит он и поднимает меч.

– Вряд ли, – усмехаюсь в ответ.

Стремительный взмах клинком… на лице Куты торжество… всеобщий вздох и… Мал летит под ноги бояр. Никто ничего не понял, для всех князь просто отдал мне меч, а сам покатился кубарем дальше.

– Это был твой меч! – объявляю я и бросаю трофей на свой щит.

Кута поднялся, сжав кулаки. Ненавидяще смотрит. Делаю манящий жест. Лицо Мала перекашивает злобой, и он с криком бросается на меня. Подныриваю под огромный кулак князя, бью в висок – Мал по инерции делает шаг и падает. Все, Кута мертв. Жаль, не рассчитал удара, хотел нокаутировать, а затем свернуть ему шею.

– Это была твоя жизнь.

И вновь в крепостице оглушающая тишина. Все смотрят на тело Куты, будто не верят в его смерть. Кто-то из гридней роняет оружие, встает на колени и склоняет голову, потом опускается второй, третий… вот почти все на коленях. Стоять остается лишь один. Но голову склонил.

За спиной взревели бояре. Оборачиваюсь – ратники трясут оружием и кричат мне здравицы. Лишь Борис пристально смотрит на меня. В глазах его целая гамма чувств, от восторга до опаски.

Даю сигнал Садову, и он выводит свою сотню из крепостицы для патрулирования окрестностей. Остальные бояре спешиваются. Ко мне подъезжают Борис, дед Матвей. С навратной башни спустился Демьян и, прихватив мою одежду, подходит к нам.

Гридни так и стоят на коленях. Пристально смотрю на седого ратника, что остался стоять.

– Назови себя.

– Валлах, княже, – глухо ответил ратник.

Я покосился на Кубина, тот еле заметно кивнул, а Борис недовольно заерзал, но ничего не сказал. Что ж, понятно, меня признали князем. Осталось самое малое – привести к присяге.

– Кем ты был у Куты?

– Дядька я его, княже, – ответил ратник.

Дед Матвей говорил, что у Мала родственников нет, а дядька этот просто воспитатель, но никак не родня. Наконец ратник поднял голову и прямо посмотрел на меня:

– Дозволь похоронить Малика по обычаю предков?

– Дозволяю. – И, повернувшись к боярам, окликнул Бравого: – Проверить тут все. Людей зазря не обижать.

Осмотр крепостицы занял немного времени. Кута особым богатством не блистал, и если не считать оружие, упряжь и прочие вещи, то серебра набралось всего двадцать пять гривен. Поиздержался Мал, кормя степную ораву.