– Я действительно завидовала вашей рыжеволосой матери, – начала изливать Китти свои чувства, словно отца тут вообще не было, и от этого мои подозрения лишь укрепились. – Я наблюдала за вами всеми, когда вы еще под стол пешком ходили, как ваша мама ведет свой выводок в церковь и обратно. Я ей, правда, завидовала тогда, и еще как. И желала зла ее детям, потому что они все были такие приятные. – Ее громкий пронзительный голос сделался глухим и невыразительным. – А я не могла иметь своих собственных. – Ее взгляд наполнился горечью, когда она жестко, обвиняюще посмотрела на отца. О-о, она знала его! – Кто-то может сказать, что мне повезло, что у меня нет собственных детей… Но теперь у меня есть, и это настоящий ангел, живой ангел! Пусть у нее нет светло-серебристых волос, но у нее ангельское лицо и ангельски голубые глаза… Я правильно говорю, Кэл?

– Да, – согласился Кэл. – У нее действительно невинный вид. Ты это имеешь в виду?

Я не понимала, о чем они говорят. В меня вселяла страх эта скрытая война между отцом и Китти. Этой женщины я никогда раньше не видела, она не из тех, кого можно не заметить. Я снова посмотрела на ее мужа, который занимался разглядыванием комнат. Жалость отразилась на его лице, когда он взглянул на дедушку, бесформенной тряпичной куклой сидевшего в своей качалке, – глаза пустые, руки без дела. О чем он думал в данный момент, если вообще о чем-то думал? Интересно, бабушка с дедушкой думали о чем-нибудь? Или голова в каком-то возрасте отключается от мыслей? Может, уши становятся глухими и не слышат то, что им неприятно слышать?

– Мое имя – Китти. Это не уменьшительное, а настоящее имя. Не хочу я быть никакой не Кэтрин, не Кэти, не Кэт, не Кит. А его ты, моя сладкая, можешь называть, как и я, Кэл. Теперь, когда ты будешь жить с нами, ты сможешь смотреть все наши большие цветные телевизоры. Десять штук.

Она метнула взгляд в сторону отца, словно желая показать, какого богатого мужа она подцепила. Но отец проявил к ее словам полнейшее безразличие.

«Десять телевизоров? – Я недоверчиво уставилась на Китти. – Десять? Зачем им десять, когда и одного достаточно?»

Китти пронзительно расхохоталась. Она, конечно, не могла слышать мой молчаливый вопрос, но ответила на него.

– Я так и знала, что тебя это поразит. Просто Кэл держит собственную мастерскую по ремонту телевизоров и магазинчик. Некоторые балбесы сдают свои старые телевизоры задарма или почти задарма. Кэл привозит их домой, чинит их, делает как новые и продает, а многие, бедняги, не различают. У меня ловкий, умный, красивый муж, лучше не найдешь. Хороший навар имеет, точно, Кэл?

Кэл чувствовал себя крайне неловко. Китти снова расхохоталась.

– А теперь давай поторопись, Хевен, с прощаниями, – приказным тоном произнесла Китти и снова с отвращением прошлась взглядом по обстановке нашей лачуги, чтобы показать отцу, как плохо думает она о его доме и его способности зарабатывать деньги. – Попрощайся с отцом, и мы едем. Я хочу как можно скорее попасть домой.

Я стояла, не глядя на отца, и даже не желала на него взглянуть. Наш отъезд задерживала сама Китти. И все, что она говорила, предназначалось отцу, а не мне.

– Вот я держу свой дом так держу, у меня все на месте. Все знает свое место, уж поверь мне. Не как в этой вашей халупе.

Отец прислонился к стене, достал сигарету и закурил. Китти обратилась ко мне:

– Терпеть не могу грязи и беспорядка. А твой папа сказал, что ты умеешь готовить. Молю Бога, чтобы это не оказалось неправдой.

– Я умею готовить, – тихим голосом ответила я. – Но я никогда не делала ничего сложного.

В моем голосе легко было распознать страх. Как я поняла, эта женщина ожидает, что я буду готовить заковыристые блюда, в то время как я хорошо делала пышные бисквиты и вкусную подливу из топленого сала.

Странное выражение было на лице у отца – наполовину досадливое, наполовину удовлетворенное. Он перевел глаза с меня на Китти и Кэла Деннисона.

– Ты сделала правильный выбор, – торжественным тоном произнес он, а потом отвернулся, чтобы спрятать то ли улыбку, то ли горе.

Я подумала, что он скрыл улыбку, и это наполнило мое сердце таким страхом, какого я еще не ведала. Из глаз у меня брызнули слезы и покатились по щекам. Я проплыла мимо отца, не проронив ни слова. Он тоже ничего мне не сказал.

В дверях я обернулась. В горле появилось какое-то сладковато-кислое ощущение. Мне больно было покидать эту халупу, которая помнила мои первые шаги, а также Тома, Фанни, и мне стало еще больнее, когда я подумала о Кейте и Нашей Джейн.

– О Господи, дай мне вернуться сюда хоть раз, – прошептала я и направилась к ступенькам террасы.

Я решительно шла к симпатичной белой машине с красными сиденьями, и солнце поздней зимы пригревало мне голову. Отец вышел на террасу. У его ног собрались его охотничьи собаки, которые все вернулись, словно он отдавал их напрокат, а теперь востребовал обратно. На крыше дома, на крышках бочек с дождевой водой пристроились кошки, они выглядывали и из-под террасы. С хрюканьем и визгом возились в грязи свиньи. По двору бродили куры, а за ними бегал петух с явным намерением воспроизвести себя. Я смотрела на все это с изумлением. Откуда все они взялись? И где они действительно находились все это время? Может, они мне просто мерещатся? Я потерла опухшие от слез глаза. Давно я не видела тут собак, кошек, свиней и кур. Отец, что ли, привез их на пикапе, собираясь пожить здесь и поухаживать за дедушкой?

Ветер и облака рисовали на небе светлые картины счастья и исполнения желаний.

Кэл и Китти Деннисон сели впереди, а мне сказали, что я могу располагаться на всем заднем сиденье. В расстроенных чувствах я обернулась назад и взглянула на то, что мне было столь хорошо знакомо и что, как я когда-то думала, захочу забыть как можно скорее.

Скажи «прощай» бедности и урчащим животам, которые никогда не бывали по-настоящему сытыми.

Скажи «прощай» старому зловонному домику на отшибе, чадящей кухонной печи, видавшим виды тюфякам на полу.

Скажи «прощай» всем страданиям, а также красотам гор: дикой ягоде, пылающим краскам осени, журчанию струй и прыгающей форели, рыбалке вместе с Томом и Логаном.

Скажи «прощай» местам, связанным с воспоминаниями о Кейте и Нашей Джейн, Томе и Фанни.

Скажи «прощай» смеху и слезам, уезжая в лучшее место, более богатое и счастливое.

И плакать не о чем. О чем же я плачу?

Вон отец – стоит себе на террасе и не думает рыдать, а смотрит куда-то в бесконечность, и на лице у него – абсолютное спокойствие.

Кэл включил зажигание, завел машину, и она так рванулась с места, что Китти бросило на спинку сиденья. Она визгливо воскликнула:

– Потише, ты, дурила несчастный! – А потом мирно добавила: – Я знала, что там будет ужасно. Теперь от этой вони неделю целую не отмоешься. Но зато у нас есть дочка, за этим мы и ехали.