– Действуй, – сказал полковник.

Через несколько минут снова раздался звонок и голос Молотова:

– Вспомнил отец его фамилию! Доктор Краев его звали. Доктор Краев!

Голос раздался на весь салон, потому что громкая связь оставалась включенной.

Молотов еще что-то говорил, но тут связь прервалась.

Сапожников снова положил телефон полковника под ветровое стекло.

Оба молчали.

Сапожников крепче стиснул футляр с контейнером, в котором находилось человеческое сердце.

Покосился на полковника. Тот в это мгновение тоже повернул голову.

Они смотрели в глаза друг другу и понимали, что им обоим пришла одна и та же догадка. Догадка нелепая, неправдоподобная, невероятная, невозможная, однако они понимали, что теоретически – теоретически! – возможно все.

– Но если все это правда, – тихо сказал полковник, – мы здорово прокололись.

У Сапожникова мороз прошел по коже…

* * *

Мрак, который реял за стеной, в первую минуту показался непроглядным и бесформенным, но постепенно начинал приобретать некие очертания.

И Серега разглядел, что костлявая рука, которая не отпускала его футболку, принадлежит какому-то высокому человеку с длинными волосами и бородой, одетому в черную рясу.

Рясу носят монахи…

Монах! Тот самый монах, который передавал через стену, что нужен лифт! Монах, к которому его направила баба Нюра!

Так это не доктор…

Это и правда монах!

Монах, который живет в стене!

Живет?.. Или обитает?!

Серега пошатнулся и, наверное, упал бы, но рука держала его крепко. Вдобавок он опирался спиной на каталку, которая, в свою очередь, уперлась в стену и не сдвигалась.

Так что ни падать, ни бежать было некуда.

Захотелось зажмуриться и хотя бы на минуточку представить, что все это снится – как начало сниться в купе, так и продолжает! – но Серега не в силах был отвести взгляд от темных провалов глаз, которые неотрывно смотрели на него.

– Наконец-то ты явился… – повторил монах.

Чем дольше Серега вглядывался в него, тем лучше мог рассмотреть. Вообще как-то мимоходом стало понятно, что темнота почему-то не мешает видеть.

Конечно, можно было запросто умереть от ужаса – и Серега, кажется, чуть было не сделал этого! – но с каждым мгновением он боялся все меньше. На самом деле в монахе не было ничего пугающего!

Ну почти ничего…

Вдобавок с каждой минутой Серега все острее ощущал, что монах ему очень рад – по-настоящему, по-человечески, как другу, – и от этой радости становилось теплей и спокойней.

Вдруг вспомнилось, как прошлым летом Серега и его закадычный друг Валерка Черкизов поехали в Сормово. Это было ужасно далеко, минут сорок на маршрутке от их дома, на другом конце города, в Заречной части!

Они долго-долго там гуляли, по этим незнакомым улицам, чувствуя себя путешественниками в неведомых краях, этакими отважными львами, которые забрели в чужую саванну.

При этом они начисто забыли о времени и вообще обо всем, в том числе о том, что родители не знают, куда отправились мальчишки. Наконец, спохватившись, Серега хотел позвонить папе или маме, но оказалось, что мобильник неведомым образом выпал из кармана. А Валерка свой вообще забыл дома!

Представляя свою печальную участь, друзья возвращались уже не как отважные львы, а как побитые собаки.

Предчувствия их не обманули: Валерке разъяренный отец наподдал-таки по мягкому месту, и очень чувствительно, а Серегу встретил такой скандалище…

Но вот странно: хотя было ужасно неприятно из-за отцовских угроз, хотя Серега еле удерживался, чтобы не заплакать при виде слез перепуганной мамы, хотя ему казалось, что теперь его навсегда лишат всех радостей жизни: в тир не пойдем, в бассейн тоже, покупка нового скейтборда откладывается на неопределенный срок, очередной выпуск «Большой книги ужасов» пока останется в магазине! – все равно, Серега всем существом своим ощущал, что мама с папой не столько на него злятся, сколько безумно радуются, что он нашелся, что он дома, что он стоит тут и выслушивает с виноватым видом все упреки, что он любит родителей и точно знает: они любят его!

Практически то же самое Серега чувствовал и теперь. Все еще тряслись коленки, но страшно уже не было. Казалось, раньше, когда-то давно, он уже знал этого монаха и знал, что его не стоит бояться. Только забыл об этом. А теперь очень рад был вспомнить!

– Ты что, меня ждал? – спросил Серега удивленно.

– А то как же, – сказал монах уже не голосом клубящейся ледяной тьмы, а нормальным человеческим голосом. – Как только предрекли – мол, явится наследок неумытый, чадо из моего седьмого колена, сбросит ковы проклятия, – так и начал ждать.

Серега аж задохнулся от обиды.

Неумытый?!

Да он бы на себя посмотрел, этот монах! Судя по руке, которая вцепилась в Серегину футболку, в последний раз он мылся год назад! Если не больше!

Впрочем, Серега умывался в последний раз тоже давненько. Утром! А теперь уже почти ночь. И чего только с ним не произошло за этот длинный и тяжелый день! Так что, очень может быть, вид у него и в самом деле здорово замурзанный.

Поэтому нечего обижаться на этого монаха, а стоит попытаться понять, что он вообще изрек.

Раньше Серега думал, что у него только аудирование, то есть понимание, французской речи пробуксовывает. Нет – русской, получается, тоже!

«Чадо из моего седьмого колена…»

Это как?!

Серега опустил глаза. Насколько он мог разглядеть, у монаха было только две ноги, а значит, два колена. Не было видно не только седьмого, но даже третьего или, к примеру, пятого…

Ладно, слово «чадо» Серега раньше слышал. Это значит «ребенок».

Но чадо из колена?!

Дома у Сереги была книжка «Мифы античного мира». Из нее явствовало, что детей могут производить на свет не только женщины, но даже мужчины, только особенным образом. Например, громовержец Зевс – главный бог Древней Греции – родил Афину Палладу из головы, а Диониса – из бедра.

Про рождение из колена Сереге читать никогда не приходилось… но, видимо, это возможно, раз монах говорит!

– Седьмое колено – это значит через семь поколений, – послышался за его спиной девчоночий голос, и мальчик резко обернулся.

Рыжая девчонка сидела на каталке свесив ноги и шарила в карманах.

– У меня тут рогатка была, – пробормотала она, поглядывая на Серегу. – Не видел?

И сузила глаза с подозрительным таким выражением…

Серега извернулся зюкой и сунул правую руку в левый карман.