– Иван Дмитриевич... Кому выгодно убийство человека, занимающегося доставкой строительных материалов на разрушенный Кавказ? Павел Федорович был единым организмом со мной и Каргалиным. Значит, отсекание одной из частей этого организма выгодно тем, кто строительные материалы поставлять бы хотел, но не имеет на данный момент возможности.

– «МИР», Пеструхин и Ежов? Я так и предполагал.

В дверях, после того, как Рылин расписался в протоколе, следователь Константина Константиновича остановил.

– Знаете, что меня удивляет? Почему вы не назвали эти фамилии сразу? И почему Каргалин ее вообще не упомянул? На вашем заводе происходит выворачивание внутренностей, а вы даже не сподобились увести удар в сторону очевидных виновников.

– Знаете, подозревать людей лишь по причине собственных подозрений, – Рылин поморщился так неестественно, что Пермяков, молчавший все время, не выдержал.

– Решили мучиться до тех пор, пока прокуратура сама все не выяснит? А как же реноме депутатов Государственной думы?

– А! – воскликнул Кряжин, подхватив со стола какой-то документ. – Присядьте еще на минуту, Константин Константинович. Вот, Сергей Мартемьянович утверждает, что Тылик получал... – Иван Дмитриевич так всмотрелся в документ, что, казалось, утонул в нем, – сорок процентов от сделок по перевозкам по России и столько же от сверхприбыли за продажу цемента. Вы с Оресьевым получали по тридцать, из этих же долей оплачивали и представительские расходы. Вы подтверждаете?

– Дайте лист бумаги, – Рылин подошел к столу, и теперь было ясно, что морщится он искренне. – Я вам, конечно, напишу... Коль скоро Сергей Мартемьянович оказался честен... Частично. Но прошу вас понять – средства добывались исключительно ради исполнения программных задач, поставленных избирателями перед партией.

– Кто бы сомневался, – заключил Кряжин, придвигая к Рылину листы (не один, б о л ь ш е ). – Каргалин это подтверждает. Кстати, перед допросом вы напрочь отказались от участия адвокатов, мотивируя это тем, что бояться честным людям нечего. Вы своего решения не переменили часом?

Константин Константинович помялся.

– Я полагаю, что честность тут ни при чем. Мне будет необходим человек, знающий закон. В дальнейшем.

Кряжин согласился. Адвокат Рылину не помешает. Уже на следующем допросе. Но это дело Константина Константиновича, у Кряжина свои заботы.

«Тварь, самая настоящая тварь», – думал Каргалин, слушая рассказ Ивана Дмитриевича о помидорных шашлыках, ключах от «шкод» и братания с председателями горизбиркомов Тернова и Красноярска.

Кофе, рука следователя на плече соратника по партии по выходе их из кабинета... Очень, очень все это не нравилось Сергею Мартемьяновичу. Разговаривая в зале с прокурором Терновской области, он беспрестанно косил взгляд то на дверь, где происходила обработка «важняком» Пащенко и Харина, то на кабинет, где укрывались от глаз руководителей завода Кряжин с Рылиным. Сергей Мартемьянович, в силу обстоятельств пока не понимающий своей роли, позабыл, что совсем недавно Кряжин приобнимал, вводя из кабинета, и его самого. И говорил при этом странные речи. Но Сергей Мартемьянович не успел даже высказать удивление после прилюдной похвалы. Очень хотелось дать знак Константину Константиновичу, с которым все было уже давно предварительно обговорено, однако как такой знак дать? Следователь говорит: «Побольше бы таких людей в Думу, как вы, Сергей Мартемьянович». Что, нужно было вскричать на весь зал: «Костя, не верь ему»?

А сейчас они пьют кофе. Дура Инга Матыльская, из Москвы прихваченная, приготовила. Пока Пащенко какой-то бред нес, телефон зазвонил. Сергей Мартемьянович трубку извлек из кармана, а оттуда сообщение: в Красноярске на комбинате местная прокуратура по поручению Москвы производит действия, мало отличающиеся от действий местной прокуратуры в Тернове. Вот, значит, как... Обложил Кряжин.

Но тварь не он. Тварь Рылин, потому что этот мордоворот из Генеральной прокуратуры о шашлыках и сходняках на берегу Оби мог узнать только от него. Интересно, чем Кряжину удалось напугать Костю так, что тот стал выдавать информацию, как рассекреченный сейф? Его что, спрашивали: а не расскажете ли вы, Рылин, о связях «Отчизны» с главами избирательных комитетов в Тернове и Красноярске?

– Что? – срывающимся шепотом воскликнул Каргалин. – Я и Оресьев получали по тридцать процентов, а Тылик сорок?! Это... тоже Константин Константинович вам сказал?

Узнать правду Сергею Мартемьяновичу было трудно. Едва Кряжин показался на пороге с Рылиным, Пащенко тут же снова повел Каргалина к гостю из Москвы. Беспредел какой-то... Нужно срочно адвокатов вызывать. Хоть на это-то у Рылина ума хватит?! Говорил же ему, суке, Каргалин – срочно вызванивай мэтров! А тот: вызовет подозрение, Сергей, кто прав, тот не ищет защиты у дорогих адвокатов. Реноме потеряем.

Реноме... Сергей Мартемьянович сейчас слушает роман из уст Кряжина и диву дается, до чего может довести человека собственная глупость и трусость. Запуганный, запутавшийся в собственных показаниях Рылин теперь казался ему не поддержкой, а предателем.

– Вы хотите сказать, что целых сорок процентов прибыли мы могли бы оторвать от народа?! Тылик, не Тылик... – Каргалин подумал. – Десять процентов мы перечисляли на государственный счет, указанный Тыликом. Во всяком случае, я уверен, что государственный. Полагаю, это счет Госкомстроя. Так что о взятках или представительских расходах не может и речи идти. Если Рылин взятки давал – пусть отвечает. Но я рядом в тот момент не стоял. Я лишь переводил деньги на счет, и эти пятнадцать процентов казались мне нормальным налогом от продаж. Бояться мне нечего, могу отобразить на бумаге.

После ухода Сергея Мартемьяновича стало даже как-то скучно.

Кряжин сверил две бумаги. Адреса, номера домашних телефонов, номера телефонов и места регистрации исполнительного директора завода, финансового, коммерческого... Кряжин особенно внимательно вчитывался почему-то именно в данные местных руководителей, а не Рылина и Каргалина. Впрочем, недолго вчитывался. Увиденное его поразило настолько приятно, что Пащенко приметил на его лице улыбку Мефистофеля.

Между тем показания за подписью Рылина и данные над автографом Каргалина сходились до последней цифры. Чтобы получить два этих документа, потребовалось восемь часов и сорок две минуты. За окнами запахло вечерними яблонями.

– Я дам тебе один бесплатный совет, старина, – развернулся к терновскому «важняку» Иван Дмитриевич. – Никогда не встревай в разговор, если тебя не попросил об этом ведущий, и никогда не выдавай своих мыслей и эмоций допрашиваемому. Как правило, это ведет к полной непригодности такого скоропортящегося продукта, как «прокачка» фигуранта на банальных следственных проговорках.

Александр Пермяков, обескураженный этим уроком, непонимающе посмотрел на москвича.

– Час назад ты едва не похерил всю игру. Что это такое – «Пока прокуратура сама все не выяснит»? Я умер бы от тоски, если бы хотя на йоту был уверен, что они догадываются о том, что я ни черта не знаю.