– Не может быть, не может такого быть… – шептал он.

– Что случилось? – спросил Кольша.

Разведчик долго молчал, потом, посмотрев внимательно Кольше в глаза, спросил:

– Ты из староверов, что ли?

– Да, старой веры, православный, а что?

– Поэтому от немцев сбег?

– Не только, я же русский. Они нас рабами сделать хотят. Все, кто не немцы, должны стать рабами немецкой расы. А русские никогда рабами не были и не будут. Лучше умереть свободным человеком, чем жить в рабах, правда же?

– Да, железная у тебя логика, пацан, – прошептал Лютый, а потом громко сказал: – Правда. Ты настоящий мужик!

– Все мои родичи так поступали, николи в рабах не ходили, ну, теперь немцам капут!

– Почему?

– Так ты же здесь не один?

– Нет, не один, но я сейчас один, я на разведку летал, мне теперь до своих добраться надо. Поможешь?

– Конечно, я с тобой пойду, чего мне теперь здесь сидеть, я уже воевал, стрелять умею. Немецкий язык почти что знаю, выучил. В разведку могу, там, где меня держали, положено было на работу возить, я всю округу изучил. – Кольша вопросительно посмотрел на разведчика.

– Вот как! Пойдешь со мной, тебя как звать-то?

– Кольша меня зовут.

– А меня можешь Лютый звать, такое у меня имя на войне. Понял?

– Понял, Лютый. Куда надо идти, где наши расположены?

– Мне трудно ориентироваться здесь. Горы. Ты видел, с какой стороны наш самолет летел?

– Да, видел, оттуда, – показал Кольша.

– Значит, нам туда надо, – показал Лютый в противоположную сторону. – Там высадился наш основной десант, – соврал он Кольше.

– Там, за горами, немцы, я оттуда сбежал, – тихо сказал Кольша. Он увидел на поясном ремне Лютого нож, на рукояти которого была эмблема СС.

– Были немцы, теперь там наши, выбили мы их, – опять соврал Лютый.

– Тогда пойдем. Надо мясо в дорогу взять, я тут запас сделал, как раз сгодится. Идти долго придется, пять дён, не меньше, а то и дольше с твоими ранами.

Кольша наконец понял, что он ошибся. Самолет, который упал, был с фашистской свастикой на крыльях, он хорошо это видел. Форма на Лютом тоже была не наша, без знаков, но не наша, уж больно качественно сделанная, да и нож. Такие ножи он видел у эсэсовцев не раз. Зачем нашему разведчику эсэсовский нож? А главное, врет мужик, Кольша это чувствовал. Зачем ему летать в разведку, если немцев, как он говорит, выбили с побережья? И про второго летчика даже не спросил. Понятно, у того же в кармане немецкие документы. Кольша бы их увидел. Врет, но что теперь делать? Надо увести его куда-нибудь подальше и сбежать. В скалах он Кольшу никогда не догонит. И тут Кольша с ужасом понял, какую оплошность он допустил. Он рассказал незнакомцу про фрау Штольц!

Они шли молча. Кольша лихорадочно соображал, как поступить. У этого человека нож и пистолет. Если он догадается, что Кольша его раскусил, он его просто убьет и пойдет к немцам сам. Направление Кольша ему показал. Когда он доберется, схватят фрау Штольц, и получится, что Кольша предал ее. Нет, так неправильно. Этот человек не должен дойти до своих.

– Привал, Кольша, надо отдохнуть, – попросил его Лютый.

– Вот сюда, здесь передохнем, – позвал Кольша к большому камню. Он удобно устроился чуть выше Лютого и так, чтобы мог, если возникнет необходимость, быстро уйти от него, укрывшись за камни.

– И сколько времени ты уже в бегах?

– Не считал, не знаю, давно.

– И не страшно тебе одному?

– Нет, я привык, тут людей нет, бояться некого.

– Что, вообще никого, кроме меня, не встречал?

– Нет, никого.

– Далеко еще твой шалаш?

– Нет, скоро придем. Запасемся едой и пойдем к нашим, правда?

– Да, конечно, пойдем к нашим.

– А кто ты по званию?

– Старший лейтенант.

– А можно твой пистолет посмотреть?

– Нет, парень, личное оружие никогда нельзя отдавать никому.

– Почему, я же свой!

– По уставу не положено, я же военный человек.

Не доверяет, не наш это, еще раз убедился Кольша. Ладно, спать ты все одно ляжешь, а там посмотрим. Через два часа они пришли к шалашу Кольши.

– Надо отдохнуть перед дорогой, поспать. Ты пока полезай в шалаш, там, на мягком, поспи, я мяса пожарю, поедим, поспим и пойдем.

– Ладно, – согласился Лютый и полез в шалаш.

Кольша краем глаза заметил, как в кустах метнулась тень Кисы.

Он махнул рукой, мол, не подходи.

* * *

Лютый сразу заметил перемену в лице мальчишки, когда тот увидел его нож. Теперь уже он ясно видел, что мальчишка старается держаться в стороне от него и все время был, что называется, «на стреме». «Эх, сопляк, пытаешься мне голову морочить, знал бы ты, сколько беглых зэков боялись голову поднять при мне, не то что в глаза глянуть. Пистолет ему посмотреть захотелось, щенок староверский. Посмотришь ты у меня пистолет, погоди, только из гор выйдем», – со злорадством думал он.

– Мясо готово, можно есть, – услышал Лютый от костра.

Он уже давно почувствовал манящий аромат. Давно дичины, приготовленной на костре, не пробовал. Предвкушая удовольствие, Лютый стал выбираться из шалаша, развернуться в нем он не мог и выползал задом.

Как только его голова показалась из шалаша, страшной силы удар дубиной выключил его сознание. Кольша оглушил его, но убивать не стал. Не смог, хоть и понимал, что это враг. Обезоружив, его же ремнями крепко связал незнакомцу руки за спиной, ноги стянул и привязал к корневищу большого куста. Убедившись, что все надежно, брызнул в его лицо водой.

Лютый с трудом открыл глаза.

– Ты чё, паря, за что ты меня так, я же свой, советский, развяжи немедля… – придя в себя, проговорил Лютый, глядя Кольше в глаза.

– Ты не наш, дядя, хоть и русский. Наши товарищей погибших не бросают. А он тебе и не товарищ, потому как фашист. Я его документы, пока ты отдыхал, сходил посмотрел, – соврал Кольша. – И твои документы, Лютый, на немецком языке сделаны, господин обер-лейтенант СС, вот они. – Кольша бросил на землю перед Лютым его удостоверение.

– Это конспирация, мы же в тыл врага заброшены…

– Врешь, дядя, не знаю я, как ты сюда попал, но живым тебе отсюда не уйти.

Лютый сплюнул и, осклабившись от ненависти, прошептал:

– Оружие у тебя. Развяжи меня, сопляк, и уходи, я за тобой гоняться не буду, уйду. У меня свои дела, тебе не понять. Не было здесь ничего, забудем!

– А я и не буду тебя убивать. Я узнал тебя, дядя. Сейчас узнал. Лицо твое мне сразу показалось знакомым, но не догадался сразу. А вот теперь, когда ты плюнул и говорить начал, я тебя и узнал. Помнишь, как ты кричал перед строем своих нелюдей: «Не было здесь деревни! Ничего не было!..» Не помнишь. А я помню. Так вот, была деревня и будет там деревня. А тебя, дядя, не будет.