Когда у Рейва возник вполне очевидный, хоть и запоздалый вопрос, как же работают эти чары Фиама, он даже дернулся в сторону библиотеки, а потом кивнул собственной глупости. Библиотека сгорела. И книжка про чары Фиама горела самой первой. И были все основания, что он чего‐то недопонял в этой теме.

– Слушай, у отца этой книги тоже нет. – Листан лениво откидывает записку, присланную мистером Прето. – Осталась только ритуальная доска, которая к корке прибита. Ну и текст с инструкцией. Мне кажется, что ни в одном доме Траминера нет самой тиражированной и священной книги, хохма.

– И что в инструкции?

– Ну, ты и сам знаешь. Возьмитесь за руки, коснитесь книги, смешайте кровь.

Рейв кивает и поворачивается к зеркалу, чтобы продолжить завязывать непослушный шейный платок. И правда, все вышеперечисленное он и сам прекрасно знал, увы. Рейв изучает свое отражение, заправляет волосы за уши, а потом взгляд сам перемещается на кровать. Прето развалился по покрывалу, будто это его личное спальное место, и от этого становится несколько неприятно. Рейв все чаще замирает как истукан перед привычным предметом мебели, молча смотрит, потом продолжает заниматься своими делами, и это странно. Никогда он не думал о девчонке, покинувшей его спальню, дольше трех-четырех минут. Максимум – четверть часа! А тут просто ступор из‐за кровати, на которой все случилось.

Но пугало Рейва, конечно, не это. А то, что по ту сторону опять стало пусто! Так же, как в выходные, после их морской прогулки, тишина в эфире. И главное – он проверял, работает. Он чувствовал эти ее уколы в сердце, которые она назвала экстрасистолией. Но после безумной ночи в этой самой спальне не стало и уколов.

Минувшим вечером, проверки ради, Рейв не выпил сразу лекарство и дал себе три минуты наедине с болью – тут же примчалась записка. Бумажная птичка-оригами влетела прямо в окно: «Или выпей лекарство, или отзовись, если в беде». Она его чувствовала! А он ее – нет. Логично предположить, что он просто влюбился безответно, но все окончательно запуталось, когда той же ночью вдруг ощутил невероятную эйфорию, ни с чем не сравнимую. И знакомую по ночи в лодке – Брайт обратилась птицей.

Сейчас, в совершенном спокойствии, без серебряных браслетов или ослепляющего возбуждения, Рейв в полной мере ощутил, что это за чувство, когда сирена оказывается в своей стихии. Возникла просто маниакальная мысль, что Брайт прилетит. Рейв проторчал больше часа у окна, высматривая ее в небе, а потом еще час сидел, пил кофе и пытался найти хоть что‐то про чары Фиама. Он был уверен, что их снимает влюбленность! Но из‐за чего связь может стать такой половинчатой? И почему то, что с ним происходит, – это не любовь, и что это вообще тогда может быть?

– О чем задумался? – мурлычет Листан.

Он включил приемник и теперь водит в воздухе носком туфли, иногда подпевает исполнителю. Впускать в свою комнату этого варвара было плохой идеей. Как минимум он вечно заваливается на кровать в обуви, как максимум – лезет в ящики комода, а потом и в душу. Но сегодня день бала, и даже в доме старост все невероятно перевозбуждены сборами. Парни игнорировали это событие и делали вид, что такие глупости их вовсе не интересуют, а в итоге оказались совершенно не готовы. Якоб неожиданно разросся в плечах за лето и не вошел ни в одну парадную рубашку, к тому же скрывал, с кем именно пойдет, и выглядел слишком напряженным. Фандер утверждал, что никуда не собирается, но ему всякий раз напоминали, что он староста и это его обязанность. Листан давно готов и всем надоедает, однако все знают, что это у него нервное. А Рейв никак не мог забыть про чары Фиама.

– Эй, Рейв. Чего завис? О невесте мечтаешь? – просто добивает он.

Рейв хочет сказать «Да!», но почему‐то чувствует себя изменщиком и молчит. Не думает он о невесте, ей нечего делать в его голове. А ту, что там, не выцарапать, даже если размозжить голову об пол.

– Ты стал каким‐то странным… И твой отец ведет себя странно… – Прето облокачивается на кровать и щурится.

Рейв смотрит ему в глаза через отражение, долго и пристально, так что может дать руку на отсечение: щеки друга покрывает румянец. Потом медленно качает головой.

– Нет, тебе показалось. Просто выпускной год. Всем пора стать серьезнее.

– Тебе‐то это зачем? Неужели пойдешь препарировать мозги? – Листан смеется, но как‐то наигранно.

– Почему нет?

– Но как же…

– Листан, пока делают лекарство, может пройти много лет, верно? Без него ничего не будет, мы все это знаем. Становиться очередным бездельником на аристократических костях я не намерен.

– Высокие цели, – ухмыляется Прето. – Готов?

– Готов.

Рейв и Листан выходят из дома У-3 и расходятся в разные стороны, чтобы забрать своих девушек и церемонно отвести на бал. Это все уже давно должно было остаться в прошлом. Иные безо всяких аристократических замашек идут к Академии шумными компаниями и встречаются на крыльце со своими парами, чтобы и потом так же, толпой завалиться в зал. И только траминерцы чинно шествуют по двое. Девушки с украшениями и традиционными прическами. Парни с шейными платками и в черных костюмах.

Рейв поправляет волосы, косится в сторону дома Р-1, откуда вот-вот должна выйти Брайт, и идет за Шеннен Блан. Листан машет ему с крыльца дома напротив, откуда планирует забрать очередную черноволосую траминерку, какие толпами проходят через его руки. А Якоб и Фандер пропали еще четверть часа назад, без предупреждения.

Шеннен Блан не ждет на крыльце и не спускается по парадной лестнице, держась за перила. Она, как и положено, ждет в гостиной, повернувшись ко входу спиной, лицом к окну. Это очень изящно, будто она уже готова, но вовсе не терзалась в ожидании. Волосы Шеннен убраны в пучок, на ней черное бархатное платье в пол с длинным рукавом, она похожа на статуэтку.

«Сейчас повернется и скажет: “О, вот и ты!”» – думает Рейв.

– О, Рейв! Вот и ты, – улыбается Шеннен, разворачиваясь к нему. Она ждет, и Рейв не сразу понимает, что должен ей комплимент.

– Очень хорошо выглядишь. – Натянутая улыбка. – Можем идти?

– Конечно.

Она берет сумочку, Рейв накидывает ей на плечи черное бархатное пальто, которое красиво струится по плечам, будто тончайшая накидка. Все чинно, благородно.

– В детстве всегда смотрела, как папа помогает маме надеть пальто, когда они куда‐то собирались, – улыбается Шеннен. – И думала, что никогда не вырасту, это казалось таким далеким. И вот… выросла. – Она тихо смеется, приятно, бархатно. Слишком много бархата для одного человека, и Рейву становится чертовски скучно и душно.

Улица переполнена студентами, совсем как бывает по утрам, но на этот раз настроение совершенно другое. Кажется, что воздух пропитался запахами женских духов и лаков для волос. Обычный гул мужских голосов заменяется женским щебетанием – девчонки взволнованы куда больше, а парни не хотят тупыми шутками спугнуть удачу. Шеннен и Рейв спускаются с крыльца, и все на них смотрят одобрительно. Взгляды будто вопят: «Ну да, так и должно было быть!» Шеннен не обращает ни на кого внимания и несколько самодовольно улыбается.