Сектор обрабатывающей промышленности был «учебным центром» капитализма. Поставляя средства производства (например, станки, транспортное оборудование), он обеспечил наращивание производственного потенциала в других секторах экономики независимо от характера их хозяйственной деятельности, в том числе в других отраслях обрабатывающей промышленности, производящих товары народного потребления (например, стиральные машины, сухие завтраки), сельском хозяйстве и сфере услуг.

Многие организационные инновации в промышленном секторе были переданы в другие секторы, особенно в сферу услуг, и повысили их продуктивность. Рестораны быстрого питания, такие как McDonald’s, используют «фабричные» методы, поставив приготовление еды на поток. Где-то даже поставили еду на конвейерную ленту, например в ресторанах кайтен-суши (тем, кто живет в Великобритании, знакома сеть Yo! Sushi). Крупные торговые сети – супермаркеты, магазины одежды или интернет-магазины – применяют современные методы управления запасами, разработанные в секторе обрабатывающей промышленности.

Даже в сельском хозяйстве в некоторых странах, таких как Нидерланды (третьим по величине экспортером сельскохозяйственной продукции в мире после США и Франции), производительность была повышена в результате применения идей по организации хозяйственной деятельности, почерпнутых из опыта обрабатывающей промышленности, например кормления животных под управлением компьютера.

В последнее время стало модным утверждение, что производственный сектор больше не имеет такого большого значения, поскольку мы вступили в эпоху постиндустриального общества.

В начале индустриализации многие предполагали, что производственный сектор будет продолжать расти. И в течение долгого времени так и происходило. Доля производства, как в выпуске продукции, так и в трудоустройстве, в большинстве стран почти постоянно увеличивалась. Тем не менее с 1960-х годов некоторые государства вошли в период деиндустриализации – с падением доли обрабатывающей промышленности и соответствующим ростом доли услуг, как в общем объеме производства, так и в численности занятых. Это положило начало разговорам о постиндустриальном обществе. Многие экономисты утверждают, что с ростом доходов наш спрос на услуги, например питание вне дома или отдых за границей, растет быстрее, чем спрос на производственные товары. Вызванное этим снижение относительного спроса на производство приводит к сокращению роли последнего с дальнейшим уменьшением его объема и количества занятого в нем населения.

Эта точка зрения получила поддержку в 1990-х годах с появлением Всемирной сети и ожиданием подъема экономики знаний. Многие утверждали, что способность производить информацию, а не вещи теперь имеет решающее значение и дорогостоящие услуги, основанные на знаниях, такие как финансы и консультирование по вопросам управления, станут ведущими направлениями в богатых странах, переживающих период деиндустриализации. Обрабатывающая промышленность – или «предприятия из кирпича и штукатурки», то есть существующие физически, – рассматривалась как второсортная деятельность, которая может быть перенесена в развивающиеся страны с дешевой рабочей силой, такие как Китай.

Недавно даже некоторые развивающиеся страны ввязались в спор о постиндустриальной экономике. Они начали верить, что с ростом последней они смогут в какой-то мере пропустить период индустриализации и стать богатыми с помощью сферы услуг. Они смотрят на Индию, которая – с ее успехом в экспорте таких услуг, как программное обеспечение, бухгалтерский учет и чтение сканограмм, – стала «офисом мира», и на Китай как на «мастерскую мира» (это название первоначально, после промышленной революции, принадлежало Великобритании).

Хотя многие, в том числе ключевые политики, поддались соблазну, дискуссия о постиндустриальном обществе в высшей степени обманчива. Большинство богатых стран действительно становятся постиндустриальными или деиндустриализованными с точки зрения занятости; в этих странах доля рабочей силы, занятой на промышленных предприятиях, сокращается, в то время как доля занятых в магазинах и офисах растет. В большинстве государств, но не во всех, данный процесс сопровождается сокращением доли обрабатывающей промышленности в объеме производства.

Впрочем, это не обязательно означает, что в абсолютном выражении богатые страны стали производить меньше промышленных товаров. Большая часть кажущегося сокращения происходит из-за снижения цен на продукты по сравнению с ценами на услуги. Это стало возможно благодаря более быстрому росту производительности труда в промышленной сфере. Только подумайте, насколько дешевле стали компьютеры и мобильные телефоны (при неизменности качества) по сравнению с затратами на стрижку или походы в ресторан. С учетом эффекта различной динамики цен и пересчета долей различных секторов в базисных ценах (то есть пересчета объема произведенной продукции в различных сегментах экономики в ценах некоторого начального года), в отличие от текущих цен (сегодняшних), в самых богатых странах доля обрабатывающей промышленности снизилась незначительно. Кое-где она даже повысилась, о чем я расскажу ниже.

Степень деиндустриализации тоже преувеличена из-за «оптических иллюзий», вызываемых способом составления статистики. Множество услуг, которые раньше были внутренними службами производственных компаний (например, питание, охрана, некоторые проектные и инженерные мероприятия), в настоящее время отданы на аутсорсинг, то есть поставляются независимыми компаниями дома или за границей (в последнем случае это называется офшоринг). Такое положение дел создает иллюзию, что услуги стали более важными, чем есть на самом деле. Но в настоящее время они рассматриваются как часть объема производства услуг, а не как часть объема промышленного производства.

Кроме того, видя, что доля обрабатывающей промышленности в объеме производства уменьшается, некоторые производственные компании переквалифицировались в предприятия сферы услуг несмотря на то, что продолжают выпускать некоторую продукцию. По оценкам отчета правительства Великобритании, в стране за период с 1998-го по 2006 год уровень занятости в промышленности снизился до 10 процентов, возможно, из-за этого «эффекта реклассификации»{89}.

Мнение о том, что мир уже вступил в новую эру экономики знаний, когда производство вещей больше не имеет особой ценности, основано на фундаментальном искажении истории. Мы всегда жили при экономике знаний. Всегда именно качество используемых знаний, а не физическая природа произведенных продуктов (хоть материальных товаров, хоть нематериальных услуг) делало индустриализированные страны богаче. Эту точку зрения можно лучше понять, если вспомнить, что изготовление шерстяной ткани, которое было одним из самых высокотехнологичных секторов вплоть до XVIII века, в настоящее время превратилось в одно из самых низкотехнологичных. В связи с этим полезно вспомнить, что «нет негодных отраслей промышленности, есть только устаревшие технологии», – как однажды красноречиво выразился министр промышленности Франции{90}.