– Крампус – это злобный дух зимы, которого часто называют кривым отражением Человека-в-красном.

– Почему «кривым отражением»?

– Ну, он очень похож на Каминника, хотя в то же время совсем на него не похож. Их часто путают. Видите ли, они оба появляются лишь зимой, оба носят красные шубы с белой меховой оторочкой, оба проникают в дома горожан. Что касается Крампуса, то никто не знает, где он проводит весь год – есть мнение, что он впадает в спячку и пробуждается лишь в последний день осени. Ходят легенды о древних часах, стоящих в самой чаще леса. Именно к ним после пробуждения приходит Крампус, и там он дожидается, глядя на то, как ползут стрелки, приближая зиму. А потом, с первым снегом, он и его свита, состоящая из голодных духов зимы и лесной нечисти, появляются в городе.

– В Габене? – с сомнением спросила Полли, но тут же напомнила себе, что это просто легенда.

Уилл кивнул и продолжил:

– Почти целый месяц после своего появления Крампус и его свита прячутся в городе, ловят слухи, собирают ссоры и крики, выискивают звуки наказаний. Прихвостни Крампуса вызнают, где живут плохие дети, чтобы потом, в новогоднюю ночь, их хозяин явился к этим детям и наказал их. Он всегда носит с собой плеть и мешок, в который засовывает детей.

Полли нахмурилась.

– Он похищает детей?

Уилл кивнул.

– Это называют «Жатвой Крампуса». Всю новогоднюю ночь Крампус ходит по домам, проникает в гостиные и детские спальни и ворует детей. А перед рассветом поднимается снежная буря, и, скрываясь в ней, Крампус и его свита покидают город. Они волокут мешки с детьми в лес. И там, в чаще…

– Что он с ними делает? – завороженно прошептала Полли, позабыв, что ничто из описанного не происходит на самом деле.

– Крампус разжигает большой костер, накаляет свое железное клеймо и…

– Не может быть…

– Да, в этом городе есть старики, которые могут похвастаться, если уместно такое выражение, отпечатками клейма Крампуса – это те, кого в детстве похищали. Но не это худшее.

– Что может быть хуже?

– Заклеймив всех детей, Крампус начинает вызнавать, кто из них хуже всех себя вел. И когда он находит такого – самого плохого ребенка, прихвостни сдирают с несчастного кожу и запекают его на праздничный ужин для своего хозяина. Наевшись, Крампус отправляется вглубь леса и устраивается спать, до следующей зимы. Его прихвостни разбегаются по лесу, а остальные похищенные дети, оставленные без присмотра, возвращаются домой – ну, те из них, кто не замерзает в зимнем лесу и находит дорогу обратно.

Полли задумалась.

– Все это очень похоже на выдумки строгих нянюшек, чтобы запугать воспитанников и заставить их вести себя хорошо, – сказала она.

– Нет же, мисс, – запротестовал Уилл. – Крампус так же реален, как вы или я. Правда, он очень давно не появлялся в Габене. Некоторые думают, что это как-то связано с вырубкой Дурнвальда.

– А что вы скажете по поводу угля?

– Хм, уголь. Верно, совсем забыл. Крампус всегда оставлял после своих визитов уголь. В новогоднее утро родители похищенных детей обнаруживали в их кроватках фигуры из угля, одетые в пижамы и ночные рубашки. Порой, когда Крампус посещал дома тех детей, которые хоть и шалили, но все же не настолько, чтобы их клеймить или пожирать, он забирал у них подарки, оставляя в назидание груду угля.

– Почему именно уголь?

– Кто знает… По одной из версий, его логово располагается в угольной яме.

Полли спохватилась и принялась быстро-быстро записывать новые сведения в блокнот.

– А как выглядит этот ваш Крампус? – спросила она.

Уилл поглядел на нее с легким недоумением.

– Как я и говорил, он носит длинную багровую шубу, но в отличие от шубы Человека-в-красном, меховая оторочка на ней не снежно-белая, а грязная, рваная и покрыта копотью. С шубы свисают ржавые цепи и крючья. У него копыта и, говорят, даже есть хвост. Пытаясь подражать Каминнику, он отрастил бороду, но его борода – узкая, вислая, похожа на длинный треугольный язык.

– А что вы скажете о, – Полли бросила взгляд в блокнот, – клыках, как у пса, и горящих рыжим пламенем глазах? И о бубенцах?

– Все так. И клыки, и глаза, и древние бронзовые бубенцы, на каждом из которых вырезано его имя. И еще одно – едва не забыл… У Крампуса есть рога.

– Что? Рога?

– Да, два длинных рога, они торчат через дыры в капюшоне шубы.

– Рога выбиваются из описания, – пробормотала Полли.

Уилл поднял брови.

– Какого еще описания?

Полли задумчиво промолчала и

нацелила карандаш в блокнот.

– Позвольте задать вам очень странный вопрос, мистер эм-м…

– Уильям Кэррон, – подсказал букинист. – Но вы можете называть меня Уилл.

Полли кивнула.

– Да, Уилл. Итак, если бы, предположим, Крампус – и я понимаю, как это звучит – решил посетить Габен в этом году, куда бы он направился?

Полли ждала, что Уильям Кэррон рассмеется или хотя бы пожмет плечами, но он не раздумывал ни мгновения:

– Это же очевидно! – воскликнул он и тут же спохватился: – Гм… прошу прощения. Вы ведь не знаете о гроге.

– Гроге?

– Крампус жить не может без елового грога. Если верить книге, с самого своего появления в городе он каждый день с наступлением темноты захаживает в единственное место в Габене, где такой грог еще продается.

– И что же это за место? – в нетерпении спросила Полли.

– Самый старый паб в городе. «Ворон и Пес» на улице Гримо.

Не успел Уилл договорить, как Полли всю передернуло. Жуткие воспоминания захлестнули ее. Разорванное горло. Зубы… острые треугольные зубы, проглядывающие во рту того человека.

– Кажется, вы знаете, что это за место, мисс, – заметил Уилл.

– О, я прекрасно знаю, что это за место.

Полли непроизвольно прикоснулась к ключице – там, под одеждой, до сих пор были уродливые следы, оставленные ужасной железной пастью.

***

Кэб продирался через Тремпл-Толл. А снег настолько усилился, что за окном ничего нельзя было разобрать из-за белой лоскутной пелены.

Полли скрипела зубами – она никак не могла привыкнуть к ужасным мостовым Габена, хотя до недавнего времени искренне полагала, что