Диджей стоит в куче прозрачных ошметков, но его гермоскаф, кажется, не пострадал.

— Долбаные пауки, — негодует Бром.

— Нет! — вопит Диджей. — И думать не смей про чертовых пауков!

— Ладно, — соглашается Бром.

— Нет так нет, — пожимает плечами Акерли.

Все ждут моего вердикта. Я наклоняюсь и свечу фонариком в туннель, который — если верить Диджею — должен был стать нашим спасением и защитой.

— Там внутри — ловушка! — предполагает Бром и тут же получает затрещину от Акерли.

Я заинтригован до глубины души. Страха нет, только странное любопытство с примесью горечи, как будто мне — или какой-то части меня — заранее известно, что я обнаружу. Часть меня чует в этой находке что-то…

Нечеловеческое?

— Эта штука не двигается, — кричу я через плечо.

Я продираюсь сквозь ломкие волокна, и моим глазам предстает сотворившее их существо. Оно похоже на поделку безумного стеклодува: одноглазое, сине-зеленое и полупрозрачное, с цилиндрической головой и коротенькой шеей, а из спины торчит клубок «стеклянных» конечностей, каждая толщиной с запястье. Очевидно, когда-то они были гибкими и прочными, а теперь засохли и пошли трещинами, ткни пальцем — рассыпятся.

— Это не антаг, — кричу я товарищам, — и оно лежит неподвижно. Такое древнее, что того гляди развалится.

Таинственное существо заползло в эту нору и погибло в ней. Или вышло из строя. Что мне напоминает этот комок из стеклянных волокон?

Бром сует голову в проход и светит фонариком мне в спину.

— Тупик, — констатирует он, — что у тебя там, ископаемое?

— Не знаю. Но вряд ли оно приползло снаружи. Это создание обитало здесь, внизу.

— Вылезай, и пошли отсюда, — просит Диджей слегка дрожащим голосом.

Но любопытство берет свое, я опускаюсь на колени, очень осторожно, чтобы не порезаться об осколки, и ощупываю ботинки, лапы, ступни, одним словом, то, чем заканчиваются нижние конечности существа — если, конечно, передо мной одно существо, а не несколько, и если это название вообще к нему применимо. Пытаюсь поднять его лапу. Тяжелая! Она отламывается, и меня окутывает облако белой пыли. Пора вылезать, нам ведь надо искать дорогу, а этот туннель никуда не ведет. Да и тесновато здесь.

Я выбираюсь из узкого прохода. Бром и Акерли освещают фонариками мою добычу, Диджей тоже придвигается ближе. Лапа весит примерно полкило, снизу твердая и зазубренная. Напоминает вращающийся резак горнопроходческого комбайна.

— Камнерез! — ахает Диджей.

Его любопытство наконец пересиливает страх. Мы встречаемся взглядами. Диджей, как и я, догадывается, что именно мы нашли. Я отворачиваюсь прежде, чем он успевает кивнуть мне, прежде чем мы становимся членами очень странного клуба.

— Вот кто прорыл новые туннели, — говорит Бром. — Чертов кобольд!

— Ты это слово прямо сейчас придумал? — спрашивает Диджей.

— Нет, дружище, кобольды — духи погибших шахтеров. Типа гремлинов, только живут под землей.

— Нам пора, — напоминаю я, сжимая лапу-камнерез.

Надо показать ее Джо. Ситуация настолько вышла из-под контроля, что я потерял логическую нить.

Потому что в заброшенном гараже мы с Бромом видели отнюдь не ископаемое животное. То существо было оснащено похожей на глаз камерой, и оно двигалось.

Туннели выкопаны совсем недавно.

Трудяги-кобольды продолжают работать.

Диджей не может сосредоточиться. Слишком растерян, слишком вымотан. Он идет впереди и бормочет себе под нос, надеется, наверное, обнаружить еще одну пропущенную шахту или боковой туннель. Бром рассказывает, как в детстве играл с друзьями в кобольдов. Так называются кровожадные привидения, обитающие под землей, духи умерших шахтеров. Они пробивают тебе череп киркой и ловят своими пеликаньими клювами брызжущую кровь, а потом разрывают твой труп на части и сжирают его вместе с костями.

Эти байки напрягают нас не меньше, чем бурчание Диджея, и в конце концов Акерли просит Брома заткнуться.

— Ладно. Простите, ребята.

В этот раз честь обнаружить новый туннель выпадает мне. Я свечу фонариком на стены слева, все как обычно: металлические кристаллы, черный базальт, и тут мой луч натыкается на широкий прямой проход, идущий вниз с десятиградусным уклоном.

Диджей озадачен:

— Не помню, чтобы на карте был туннель под таким углом.

— Да ты вообще ни хрена не помнишь, — огрызается Акерли.

Мы сворачиваем в коридор. К моей радости, он постепенно расширяется. Диджей по-прежнему рвется идти первым. Я не спорю — он имеет хоть какое-то представление о нашем местоположении, все остальные — нет. Диджей больше не бубнит под нос, Бром и Акерли тоже молчат. Тишина давит на нервы.

Через десять минут Бром сдается:

— Может, посвистишь, а, Диджей?

— Не, во рту пересохло.

Нам всем не помешало бы как следует подзарядить гермоскафы — они работают автономно уже много часов кряду. В идеале наши костюмы могут продержаться без подпитки два-три дня, но последний раз мы заряжали их полностью еще перед броском, и сейчас это чувствуется. Не помрем, конечно, но ощущения не из приятных.

— В какой части тела мы сейчас? — спрашивает Акерли.

— В районе грудной клетки, — отвечает Диджей.

— Рядом с желудком?

— Ближе к сердцу. Примерно под восточным гаражом.

Внезапно Диджей замирает, горбится и издает стон. Мы пришли в круглый зал, очевидно, старый — на стенах ржавчина, пол влажный. Диджей отступает на шаг, и луч его фонарика выхватывает из темноты лежащий на полу труп.

Человеческий.

Мы обступаем мертвеца и направляем на него тускло-оранжевые лучи наших угасающих фонариков. Картина омерзительная: тело мужчины разорвано пополам, а уходящие во тьму стены покрыты странными спиралевидными отметинами.

— «Газонокосилка», — констатирует Бром.

Я направляю фонарик на лицо убитого.

— Это фор? — спрашивает Диджей.

— Да. Его звали Хендриком.

Бром осматривает еще один примыкающий к залу коридор, тоже идущий под наклоном, но не вниз, а вверх. Через шесть метров от входа он обнаруживает второй труп.

— Какого черта?!

— Наверное, тут была перестрелка, — предполагает Диджей.

Оба убитых — форы, оба порезаны на кусочки при попытке к бегству. Кто-то вслепую палил из «газонокосилки» по всему коридору — лишь для того, чтобы расправиться с двумя колонистами.

Меня пронзает ужасная, пугающая догадка.

— Надо возвращаться. Немедленно! — говорю я.