К ужину сегодня был овсяный суп, тушеный в овощах кролик, заливная рыба, мясной пирог и сладкая манная каша со свежими ягодами вместо десерта. Запивать все это предлагалось ледяным клюквенным пуншем или горячим молоком. И надо сказать, что за все время моего нахождения в Цитадели местный повар ни разу не повторился, однако все эти кулинарные изыски я готова была променять на молочный суп, который однажды помогала готовить на летней кухне орденского замка.

— Что-то наша студентка сегодня совсем загрустила, — с издевкой в голосе протянул эрэ Моррис, салютуя мне бокалом с пуншем. — Устала?

— Задумалась, — ответила я и потянулась за своим напитком, чтобы повторить жест моего мучителя, но стоило мне дотронуться до хрустальной ножки, как мою руку пронзила острейшая боль. Я тихо охнула, торопливо отдергивая пальцы.

— Что случилось? — дружелюбно улыбнувшись, спросил Моррис.

— Ничего, — ответила я, рассматривая оловянное колечко, которое я чуть менее месяца назад выкрала из бабкиного дома. — Судорога...

— Это от нервов. — Во взгляде мужчины на миг промелькнуло какое-то злое удовлетворение, но кроме меня, по-моему, никто этого не заметил. Народ успел привыкнуть к нашим постоянным перепалкам и уже перестал за ними следить. — Ты слишком много нервничаешь, тогда как целитель должен в любой обстановке иметь холодную голову. Иначе может пострадать сам и погубить своих пациентов.

— Поверьте, моя голова более чем холодна, — пробормотала я. Перстень ядов на моем пальце ожил, превратившись в маленькую змейку со злыми рубиновыми глазками и острым раздвоенным язычком. — И судорога у меня скорее от холода, чем от нервов.

— Холод способствует работе мозга, — тут же отозвался Моррис, я же скривилась от успевшей приесться аксиомы. — А огонь в этом камине разжигается лишь зимой, которая уже давным-давно закончилась.

Закончилась. Как же! Сегодня утром, пока я дошла от главного здания Цитадели до больницы, у меня пальцы к перчаткам примерзли, по щекам же из-за пронизывающего ветра катились не слезы, а ледяные горошинки. Впрочем, к холоду я привыкла быстро, а вот с нечеловеческой усталостью справлялась с трудом.

Змейка на моем пальце вновь обернулась кольцом, и я посмотрела на стоявший передо мной пунш, в которую кто-то подсыпал отраву.

Меня хотели отравить?

Во имя магии и Предков! Но кому это надо? Зачем? Завистников в Цитадели у меня не было, потому что каждый из местных прекрасно знал о моем временном статусе. Эрэ Моррис хоть и на дух меня не переносил, но чтобы убить. И главное — как? Напиток подавался в кувшинах, всего их было, наверное, порядка двух десятков и только возле меня стояло два. Как отравитель узнал, из какого именно я решу себе налить пунша? Или он решил отравить всех?!

Я испуганно глянула на Пейдж. Женщина, ничего не подозревая, запивала мясной пирог молоком. Слава Предкам! А вот целитель с другой стороны от меня жадно отпил из своего бокала пунша и довольно зажмурился.

Я выхватила посуду у него из рук.

— С ума сошла? — выкрикнул он, привлекая к нам внимание остальных.

— Не налегай на спиртное, — выдохнула я, испытывая облегчение из-за того, что кольцо на моем пальце молчало. — Это я тебе как целительница говорю.

Значит, отравить хотят именно меня. Но кто?

Аппетит у меня моментально пропал, и я осторожно огляделась. В мою сторону никто не смотрел, не сверлил нетерпеливым взглядом отравленный пунш...

— Немного пунша в конце тяжелого рабочего дня еще никому не повредили, — внезапно произнес Моррис, глядя на меня со своей стороны стола. — Так что можешь не волноваться по этому поводу. Кстати, ты почему ничего не ешь? Отсутствие аппетита — первый признак болезни.

— Я сыта, — ответила я, поднимаясь из-за стола. — Разве что пирожок возьму с собой в комнату, да кувшин с горячим молоком.

— И от пунша не отказывайся, мой тебе совет, — кивнул Моррис. — Он сегодня на диво удался.

— Обязательно воспользуюсь вашим советом. Пейдж, поможешь мне?

— Конечно.

Несколько пирогов моя помощница по своей привычке сложила в белоснежный платок еще в самом начале ужина, а после моих слов резво вскочила на ноги, забирая со стола узелок и бокал с отравой.

Войдя в комнату, я первым делом забрала у Пейдж бокал, и тут же кольцо на моем пальце снова превратилось в змейку. Она лениво шевельнулась, приоткрыла один глаз и посмотрела на меня, как мне показалось, с укоризной.

— Предки! Что это? — испуганно вскрикнула Пейдж.

Я ответила:

— Кольцо. Перстень ядов.

Бережно опустила хрустальный бокал на подоконник и открыла свой саквояж. Нет, я не планировала приготовить распознающий яды эликсир — на это моих познаний в алхимии не хватило бы, но вот определить опасность поданной мне отравы, я могла.

Каково же было мое изумление, когда напиток в бокале не изменил свой цвет, словно в нем не было никакого яда, тогда как Перстень ядов уверял меня в обратном.

— Ничего не понимаю.

— Вино отравлено? — хрипнула Пейдж. — Мы немедленно должны сообщить об этом эрхэ Дойлу.

— Я бы и рада сообщить, — пробормотала я в ответ. — Но почтового воробья забыла захватить с собой из замка...

Внезапно разболелась голова, и я прижала пальцы к вискам. Если бы знать, где в этой проклятой Предками Цитадели прячут переговорное зеркало.

— В подвале я видела зеркало, — словно подслушав мои мысли, проговорила Пейдж. — И оно умеет разговаривать, как то, что прячет в своем доме Матэнхэйм. Не было бы это быстрее и надежнее воробья?

Я замерла с открытым ртом. Мне показалось или Пейдж только что съязвила?

— Я им пользоваться не умею, но...

— Ты и не должна, ты же не маг, — перебила я.

— ...но после того, как в особняке все уснут, я бы могла вас проводить вниз. Свяжитесь с эрхэ Дойлом. Яд — это не усталость, это уже серьезно.

И вдруг ахнула, испуганно распахнув глаза:

— А что если злодей придет сюда? Ночью?

И как я раньше об этом не подумала?! Обязательно придет! Обязательно! Для чего-то ему ведь нужно было добавлять в мой бокал яд, который не может классифицировать универсальный распознаватель. И он придет, чтобы увериться в том, что я выпила отраву и добить в случае неудачи.

— Забудь про зеркало, Пейдж. Нам нужно бежать. Сегодня же.

Она пару раз моргнула, прикрыв округлившийся рот ладонью, а затем медленно повернулась к окну. И мне даже спрашивать не нужно было, я и без того знала, о чем она думает: о волке, которого мы увидели в свое первое утро в Цитадели.

Сказать откровенно, я тоже о нем вспомнила. Точнее, я о нем никогда и не забывала, потому что сложно упустить из виду деталь, под чьими тяжелыми лапами хрустит весенний рыхлый снег, которая воет по ночам и смотрит на тебя голодными злыми глазами сквозь толстое заговоренное стекло окна.