– Хорошо, хорошо, отправишь, завтра же и отправишь… Только сейчас ложись спать, Ваня, – уговаривала Ивана жена.

Тот вдруг уставился ей в лицо, икнул и громко заявил:

– А тебя первую!

И тут царица не выдержала, оставив пьяного мужа, она бросилась на лавку и разрыдалась. Глядя на плачущую жену, Иван довольно расхохотался:

– Ага-а! Испугалась? Всех порублю! Я царь! А вы все отродье ничтожное! Вот!

Не удержавшись, он повалился на постель, задрав ноги кверху. Но тут же попытался подняться, чтобы снова начать ругаться. Тимошке стало жалко плачущую, ни в чем не виноватую царицу, холоп схватил Ивана за шиворот и, подняв на уровень своего лица, зашипел тому в глаза:

– Ложись почивать, государь…

Мгновение Иван ошалело смотрел в ставшие от гнева белыми очи Тимошки, потом почти слезливо заморгал и кивнул:

– Спать… ага, спать…

Отпущенный, царь рухнул на постель и сразу захрапел. Анастасия в ужасе смотрела на Тимошку.

– Ты?.. А если он наутро?..

Тот помотал головой:

– Не вспомнит.

Холоп не стал рассказывать царице, что не впервой встряхивает ее супруга, когда тот в пьяном виде не слушается. По утрам Иван молчал как ни в чем не бывало. Хотя иногда бросал на холопа такие взгляды, что Тимошке казалось – помнит царь, все помнит, что творит во хмелю.

Девки быстро притащили еще одну перину и уложили Анастасию на лавке, потому как Иван разлегся почти поперек ложа. Царица долго не могла уснуть, хотя такое бывало часто, она знала, что государь много пьет и часто занимается блудом или даже содомией. Ничто не могло удержать ярого Ивана, если тот что задумал. Никакие увещевания и страшилки Сильвестра уже не помогали, Иван больше не боялся своего наставника. Анастасия с тоской размышляла о том, что теперь будет с ней.

Сама царица все чаще недужила, простывала от любого ветерка, у нее болело ухо, появлялся кашель, разрывающий внутренности, иногда даже шла горлом кровь. А дети совсем маленькие… Что будет с мальчиками, если Иван станет блудничать без разбора? Какой пример подаст отец сыновьям?

В происходящем царица винила себя. Может, все дело в ее болезнях, могла бы угождать мужу в любой день, так и не гулял бы? К утру у Анастасии созрела мысль: после ее смерти Иван должен сразу жениться. Даже если мачеха не слишком будет любить пасынков, все одно это лучше, чем жизнь рядом с распутным отцом. Почему-то она думала о своей смерти как о чем-то решенном.

Голова после ночного загула страшно болела, видно, уж очень много выпил Иван Васильевич на пиру. С трудом разлепив глаза, он не сразу понял, где находится. К застонавшему царю подошел Тимошка:

– Попей, государь, полегчает.

В руках верного слуги был большой ковш с рассолом – верным средством от головной боли после попоек. Покряхтев, Иван выпил почти всю жидкость, оттолкнул руку Тимошки и поинтересовался:

– Где это я?

– У царицы в опочивальне.

Иван вытаращил на него глаза:

– А ты как здесь?!

– Я за дверью был, пока царица спала. – Похоже, холопа пронять просто невозможно.

– А-а… – протянул царь, попросту не зная, что ответить. Откинувшись на спину, он пытался вспомнить, что говорил или творил вечером, вернее, ночью. Вспомнил многое: как силой заливали в рот хмельное, смешав все подряд, боярину Алексееву, как ездили верхом на проштрафившемся Шишкине… Только вот не помнил, как попал в опочивальню к жене. Подумал, подумал и все же спросил:

– А сюда я как попал?

– Пришел, – пожал плечами Тимошка.

Иван вздохнул, хмель уже прошел, голова пока гудела, но соображала, хотя и с трудом.

– Царица ругалась? – осторожно поинтересовался он.

– Плакала, – отрезал в ответ холоп.

Царю очень хотелось крикнуть в ответ что-то плохое, ударить ногой или кулаком, даже замахнулся, но в опочивальню вошла Анастасия, и кулак Ивана повис в воздухе. Царица с ужасом смотрела на мужа, неужели все-таки вспомнил, как грозил отправить всех в поруб?! Нет, Тимошка держится спокойно.

– Настя, голова болит…

– Вестимо будет болеть. Ты много не пей, Ваня, не то совсем пропадешь.

– Я? Пропаду?! – Царь принялся хохотать так, что, казалось, затряслись стены дворца. – Я вас всех переживу!

С того дня Анастасия стала думать, как попросить митрополита женить Ивана после ее смерти. Макарий долго глядел на поникшую головой царицу, вздыхал, но обещание такое дал. Митрополит понимал, что Анастасия долго не проживет, а Иван уже пустился во все тяжкие, его не остановить даже словами духовного наставника.

– Неужто и ты, владыко, усмирить не можешь? – с надеждой подняла на митрополита глаза Анастасия.

– Не могу, – вздохнул тот. – Уж больно нрав дурной достался от отца и матери. Да и дед с бабкой не лучше были.

Сам Макарий тоже размышлял, что будет с Иваном, все меньше обращавшем внимания на слова наставников. Видел, что царь начинает не просто самовольничать, а самодурствовать. Возомнил себя вершителем человеческих судеб, которому дозволено все. Вздыхал Макарий, укоряя себя: а не ты ли внушал отроку Ивану, что царь – самодержец Божьей волей, потому главный судья и властитель? Все верно, так и есть, да только над царем суд нравственный и Божий быть должен, а Иван все чаще такого не признает! Божьего суда боится, потому кается и грехи замаливает, а нравственный не считает, мол, если он царь, то только сам себя судить может.

Тяжелые думы овладевали митрополитом, стоило ему задуматься над будущим Ивана и Московии, умный Макарий понимал, что державшегося столько лет Ивана точно выпустили на волю. Пока чуть удерживает Анастасия, но скоро и ее не станет. Права царица, ох как права! Ивана Васильевича надо женить срочно, иначе вовсе сладу не будет. На ком? Свято место пусто не бывает, Русь сильна, многие захотят породниться с московским царем, найдутся невесты. Только бы не ошибиться, в таком деле осторожность нужна.

Свою какую выбрать, как вон Анастасия? Но снова при царе передерутся прошлые родственники с новыми… Вот и ломал голову Макарий над будущей женитьбой своего подопечного. Царица еще была жива, а ей уже вовсю искали замену. Правда, прожила царица недолго, угасла, оставшись в памяти людей лучиком света.

За окном ночь, в углу горит лампадка перед образами, несколько свечей тоже в углах плохо освещают спальню царицы. Умершей царицы.

– На-астя-я… Настюшка-а… зачем ты ушла? На кого покинула меня с детками-и, – ныл Иван, сам вряд ли понимая, что говорит. Просто невыносимым казался тот груз, который вдруг лег на плечи.

Много знал женщин молодой государь, многих девок попортил, но так, как Анастасию, не любил ни одну, да и не хотел тоже. Других просто брал, а эту жаждал. И все время чувствовал себя перед ней виноватым, за измены, за ярость, непонятно почему вспыхивающую, за то, что мало считался с женой… От сознания вины становилось тошно, принимался оскорблять без дела, из-за этого накатывало такое… От невозможности справиться с самим собой захлестывало отчаяние, от этого становилось еще хуже и злее. Бывали даже минуты, когда хотелось все разрушить, сломать, что ли.