Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, Бевил, Бевил, — слабо прошептала я. Он продолжал сжимать меня в своих объятиях, и я понемногу успокоилась.
— Я пришлю к тебе Фанни, — сказал он спустя несколько мгновений, уже другим, деловым тоном. — Мама присмотрит за мальчиком. Тебе не о чем беспокоиться. — Он поцеловал меня. — Помни об этом.
Он оставил меня и вернулся к гостям, которые — нет сомнений — умирали от любопытства. Интересно, подумала я, какую историю он им расскажет; но я слишком устала, чтобы тревожиться еще и об этом.
Ко мне пришла Фанни и помогла мне раздеться. Откинувшись на подушки, я испытала наконец облегчение оттого, что привезла ребенка в Менфрею, но мысль о Гвеннан причиняла мне почти физическую боль.
Присутствие Бенедикта в Менфрее удалось объяснить с удивительной легкостью. Гвеннан сбежала с актером, за которого вышла замуж против воли семьи; она умерла, и теперь ее сын будет жить в Менфрее, что совершенно естественно. Ребенка называли Бенедиктом Менфреем, и это был не первый случай в истории семьи. Когда-то однажды замок наследовала дочь, и, когда она вышла замуж, ее муж сменил фамилию.
В доме все горевали, и, когда я призналась Бевилу, как мне стыдно, что я несправедливо осуждала его, он сказал:
— Ты была права, Хэрриет. Я должен был настоять, чтобы она вернулась домой.
Уильям Листер, тихий и хорошо знающий свое дело молодой человек, который плюс ко всем достоинствам умел быть незаметным до тех пор, пока в нем не появится нужда, отправился с Бевилом в Плимут, и вдвоем они приготовили все к погребению; Гвеннан похоронили в склепе Менфреев при церкви на холме — сразу за Менфрейстоу.
Появление ребенка изменило весь распорядок в доме, но мальчик вскоре стал любимцем бабушки и дедушки, а также и большинства слуг. Леди Менфрей впервые за долгое время выглядела радостной, и я осознала, как глубоко она переживала потерю дочери.
Бенни то и дело спрашивал о своей матери, но мы отвечали ему, что она уехала и потому он пока побудет с нами. Иногда он плакал и звал ее, но мы тут же придумывали что-нибудь, чтобы его отвлечь и заставить забыть о прошлом. Менфрея привела его в восторг: особенно рыцарские доспехи, старинные картины и гобелены, подобных которым мальчик никогда не видел. Его все любили, но особенно он подружился со своим дедушкой и с Бевилом; и это неудивительно — он, вне всякого сомнения, был одним из них.
Смерть лорда Солсбери вызвала настоящий переполох. Бевил примчался домой и потребовал меня.
Я как раз одевалась к обеду, когда он ворвался в пашу спальню и рассказал мне, что произошло.
— Это означает, что выборы могут пройти в самом ближайшем будущем. Теперь разыграется настоящая битва.
— И мы победим, я уверена.
Бевил уселся на кровать и, взяв меня за руки, усадил меня рядом с собой.
— Ты любишь битвы, так ведь? — спросил он.
— Нет, не думаю.
— Но когда дело касается тебя, ты бросаешься в схватку не раздумывая.
— А разве это не правильно?
— Правильно. Ты умеешь бороться, отдавая этому все свои силы. Но сильный не вступает в пустые перебранки. Ты должна это помнить. Хэрриет, готова ли ты к решающей схватке?
— Я твердо верю в твою победу.
Он рассмеялся:
— Ты говоришь как мудрая и добродетельная жена. Ты знаешь, Хэрриет, моя дорогая, что хорошая жена — дороже богатства. Так сказано в Библии.
— Менфрей имели возможность проверить это на деле.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я думаю о столике, инкрустированном рубинами, которые один за другим исчезли со столешницы. Мне рассказывали, что их вынимали и продавали, а когда они кончились, Менфреям пришлось искать богатых жен.
— Кто рассказал тебе эту историю?
— По-моему, Гвеннан.
— Бедняжка Гвеннан! Тише, мальчик здесь.
— Мне так стыдно, когда я думаю о тех выводах, которые из этого можно сделать.
Бевил рассмеялся:
— Ну, я никогда не поступал по правилам. И я скажу тебе, какой вывод можно из этого сделать, Хэрриет. Пусть я всегда был скотиной, пусть я даже еще более отвратительная скотина, чем ты думаешь, ты по-прежнему любишь меня.
— Ну, такая идиотка, как я…
— Права, — закончил он. — Я тоже люблю тебя по-прежнему.
Он крепко поцеловал меня в губы, и я сказала:
— Только, пожалуйста, без синяков. А то Фанни заметит.
Он нахмурился:
— Этой женщине я не нравлюсь, Хэрриет.
— О нет, она просто кое в чем не одобряет тебя. Помни, я — ее дочь. Она искренне считает, что на свете нет никого, кто будет достоин меня.
— Возможно, она права. Но пока я тебя устраиваю, что нам чужое мнение. Ты нужна мне, моя дорогая. Теперь мы вместе вступим в предвыборную борьбу. Моя грозная Хэрриет. У тебя будет очень много дел следующие несколько месяцев, а может быть, и лет. Слишком много, чтобы еще воспитывать маленького Бенни.
— Его бабушка свгласна взять это на себя.
— Она не слишком крепкого здоровья, и я уже говорил ей, что, по моему мнению, настало время нанять гувернантку.
— И конечно, она с тобой согласилась.
Бевил усмехнулся:
— Конечно. Я нуждаюсь в тебе больше, чем Бенни.
Я не смогла скрыть своей радости.
После этого мы обсудили вопрос все вместе. Сэр Энделион и леди Менфрей сочли, что это — превосходная идея. Они обожали малыша и очень беспокоились о том, чтобы у него было все самое лучшее, но за разговором ничего не воспоследовало, и мне подумалось, что леди Менфрей не вполне готова так быстро передать любимого внука в чужие руки.
— Он еще слишком мал, — говорила она. Видимо, ей нравилось самой присматривать за ним.
Вскоре сэр Энделион отправился в Лондон навестить друзей и примерно через пару недель по возвращении получил письмо. Поначалу он ничего нам не сказал, но было ясно, что произошло что-то изумившее его. Он таинственно покашливал, а однажды вечером за ужином объявил:
— Пока вы все только рассуждали о том, что делать, я действовал. Я нашел гувернантку для юного джентльмена.
Мы разом посмотрели на него, но сэр Энделион сосредоточенно наблюдал за тем, как Пенджелл наполняет кларетом его бокал.
Бевил улыбался. Я полагала, что он доволен, потому что идея нанять Бенедикту гувернантку и тем самым освободить мне время для работы на выборах принадлежала ему.
Сэр Энделион взмахнул рукой.
— Вы будете удивлены, — сказал он.
— Ты хочешь сказать, Энделион, что ты нанял гувернантку?
— Именно это я и говорю, моя дорогая.
— Но откуда ты знаешь, какой у нее опыт, подходит ли она нам и все прочее?