Миновав деревца в кадках и цветочные клумбы, украшавшие маленький садик перед парадной дверью его дома, он поднялся по ступеням элегантного крыльца к колоннам полупортика и остановился на верхней ступени перед белыми входными дверями, ожидая, что они отворятся перед ним.

Но двери не отворились: видимо, и старший лакей, и дворецкий отлучились со своих постов. И вот он на глазах всего высшего света стоял на ступенях собственного крыльца перед закрытой дверью, как незваный гость, как жалкий проситель! Лицо его побагровело, раненая ягодица разболелась. Гнев закипел в нем. Наконец он, умирая от унижения, схватил дверную ручку, открыл дверь сам и влетел внутрь, думая только об одном: ну и устроит он сейчас выволочку кое-кому!

Он захлопнул за собой массивную дверь, в раздражении грохнув ею, и замер. Прямо перед ним высилась гора саквояжей и ящиков. Вся его просторная, с потолком-куполом передняя, с изогнутой лестницей красного дерева и хрустальной люстрой, была забита чьим-то багажом. Ошеломленный, он сделал несколько шагов, едва не споткнулся о небольшой кожаный саквояж, валявшийся на отшибе, и тут услышал громкий, скандальный и стремительно приближающийся голос.

В следующую секунду в переднюю ворвалась коренастая, грозного вида старуха в сером шелковом платье, с красной, как кирпич, физиономией. Старуха немилосердно орала на Эверсби, дворецкого, который бежал с ней ноздря в ноздрю. Брокуэй, старший лакей, и Эдвард, младший лакей, молча таращили глаза из дверей. Рейн набычился.

Леди Кэтрин Остин, вдовствующая виконтесса Оксли, обернулась к внуку, одарила его свирепым взглядом и изволила приказать:

— Вели своему болвану, чтоб немедленно отнес мой багаж наверх. Не целый же день ему в передней валяться!

— Ваше сиятельство! — Эверсби метнулся к хозяину, но замер на полдороге, приметив его расхристанный наряд и трость, служившую подпоркой. — С вами все в порядке, ваше сиятельство? Мы получили ваше письмо и ждали вас не ранее чем через неделю…

— Мое выздоровление пошло быстрее, чем ожидалось. И я решил вернуться домой пораньше. — Рейн рад был нелепому разговору с дворецким: это давало возможность справиться с шоком, в который поверг его неожиданный приезд его царственной бабушки. Непросто было переварить тот факт, что бабушка решила-таки удостоить визитом его скромное жилище.

Он покосился на груду багажа и мысленно отметил, что визит будет не из кратких. Он поднял глаза на бабушку и увидел, что старуха пылает яростью: как это он посмел беседовать с дворецким, прежде чем поприветствовать ее! Рейн с раздражением подумал, что это упущение ему еще припомнят.

— Ты просил меня приехать погостить, и я решила удовлетворить твою просьбу, Оксли.

Приглашение погостить было отправлено бабушке пять лет назад, а последние два года старуха и вовсе не удосуживалась поддерживать с ним связь… Она приехала сейчас погостить, и даже на более длительный срок, чем предполагалось. И почему сварливой старушенции вздумалось свалиться ему на голову именно сейчас, когда у него и так все идет наперекосяк?

— Я подумала, что пора мне посмотреть на собственного внука, — с царственным видом сообщила она Рейну. — И может, восстановить прерванные семейные связи.

А, так старуха явилась, дабы устроить ему смотр. Долго же она с этим тянула! Слишком, черт возьми, долго. Приехав в Англию, он сразу попытался наладить отношения с бабушкой, но она шарахалась от внучка, точно он был прокаженным. Начав помаленьку сколачивать состояние, он снова предпринял попытки утвердиться в качестве внука: очень уж ему хотелось иметь родственников и получить доступ в круг влиятельных знакомых вдовствующей виконтессы. Но старуха вновь отказалась признать его и даже осадила один раз публично. После этого случая его и начали сторониться в высшем свете. А теперь она решила, что стоит все же дать ему шанс…

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но, не имея ваших распоряжений на этот счет, я не хотел… — начал было Эверсби нервно.

— Я все прекрасно понимаю. — Рейн бросил взгляд на своего верного дворецкого. — Проследи, чтобы багаж миледи был отнесен наверх. И еще надо помочь Стивенсону выбраться из экипажа и проводить до его комнаты. — Он повернулся к бабушке, которая стояла, стиснув зубы. — Добро пожаловать в мой дом, леди Кэтрин. Однако я вынужден покинуть вас. Извините, но у меня было очень утомительное путешествие.

Он приказал приготовить горячую ванну и принести блюдо с фруктами, а затем стал пробираться меж раскиданного багажа к лестнице. Он был уже на третьей ступеньке, когда что-то пушистое и белое вдруг молнией метнулось с самой вершины груды вещей и сигануло через его плечо на лестницу. Рейн отшатнулся, и неминуемо потерял бы равновесие, но, к счастью, при нем была трость, которую выдала ему Чарити. Перед ним сидел и серьезно смотрел на него толстый длинношерстый белый кот с огромными желтыми глазами и надменным выражением на мордочке. Кот выгнул спину и зашипел на него.

— А, вот ты где, бедняжечка мой! — воскликнула леди Кэтрин, устремляясь вверх по лестнице, чтобы схватить в объятия рассерженное животное. Она проворковала что-то ласковое, приглаживая вздыбленную шерстку кота, а затем подняла взгляд на Рейна и возмущенно сказала: — Твой дворецкий не предоставил моему Цезарю подобающей провизии, и потому он ужасно не в духе. Он не может без лососины, которую продают в итальянской рыбной лавке на Лупоул-стрит, и еще для него нужно делать маленькие тефтели из мяса цыпленка. Я подробно объяснила твоему человеку, как их готовить.

Цезарь возмущенно посмотрел на Рейна огромными желтыми глазами и вдруг рванулся из объятий вскрикнувшей леди Кэтрин.

— Что я говорила? Он не в духе. — Леди Кэтрин царственно вскинула голову, а кот запрыгал вниз по лестнице, остановился у нижней ступени и принялся с хмурым видом точить когти о полированный столбик перил. — Он так делает только тогда, когда очень огорчен.

Челюсти Рейна сжались, а жилы на шее вздулись, когда он увидел, какие царапины остаются на дорогом красном дереве от кошачьих когтей. Он повернулся к Эверсби, который стоял рядом с налитым кровью лицом, и процедил сквозь зубы:

— Эверсби, ради всего святого — накорми это создание тефтелями, и поскорей!

Рейн не стал засиживаться дома: приняв ванну и одевшись так, как пристало следящему за модой джентльмену, он приказал заложить карету и отправился в город, в контору своего торгового предприятия. Там его наверняка ждали проблемы, и немалые, однако все покажется ерундой по сравнению с кавардаком, который творили в его доме бабушка со своим проклятым котом. Нога и ягодица снова начали ныть, и этим отчасти объяснялось его мрачное настроение. Но в основном мрачность его проистекала оттого, что Чарити радом не было, некому было утишить его боль одним своим присутствием. Ее милые глаза, целительная улыбка — нет, думать об этом было слишком больно. Он выпрямился, выпятил свою упрямую остинскую челюсть и запретил себе даже думать об этой девушке впредь. Надо взять себя в руки!

Контора его располагалась в большом складском помещении, в самом сердце быстро растущего делового квартала Лондона. Старший клерк Аддисон был занят жарким спором с разъяренной толпой владельцев кафе и трактиров, которые рассчитывали получить французский коньяк, но остались без него. Едва Рейн появился в конторе, как гнев их обратился на него. Ему пришлось улещивать, торговаться и раздавать обещания в надежде вновь войти в милость к разочарованным рестораторам.