разные по толщине обрезные пиломатериалы – доски и брусья. Но выбора не было – деньги нужны, тем более, что платили на этой работе побольше, чем в сушило.

В середине июня мне дали отпуск без содержания на период экзаменов на летней сессии. Через пару дней ко мне во Владивосток неожиданно приехала Иринка: для поддержки, так сказать. Мы зашли в ГУМ на Ленинской и купили там две чайные мельхиоровые ложечки. Это была наша первая совместная покупка для будущего семейного очага. А ночевать поехали на электричке в Тавричанку, где жила семья маминого брата Лобова Афанасия Даниловича. Приняли нас там очень тепло, накормили и спать уложили, правда, как неженатых ещё – целомудренно врозь, хотя и в одной комнате: Иринку на кровати, а мне рядом на полу постелили. Утром я проводил Иринку на поезд, а сам остался сдавать экзамены.

Домой вернулся без хвостов в пятницу 30 июня, а на следующий день, в субботу 1 июля 1961 года пошли в ЗАГС. Этот день мне запомнился на всю жизнь – как сейчас его помню. В то время ещё не было здесь автомобильного моста через Уссури, но, по-моему, летом 60-го к северной стороне ферм железнодорожного моста была пристроена пешеходная дорожка, которая очень облегчила сообщение горожан, проживающих на обоих берегах этой реки. А чуть позже началось и строительство первого автомобильного моста (второй, около Шмаковского курорта, будет построен позже). И вот мы с Иринкой в тот субботний день, взявшись за руки, как обычно ходили в первые годы нашей совместной жизни, в приподнято-решительном настроении прошли по этой специальной дорожке на железнодорожном мосту и ступили на левобережную часть, где в то время и были сосредоточены все городские административные службы. День был пасмурный и ветреный, по небу ползли рваные мрачные тучи, обещающие приближение грозы. Но мы не обращали внимания на эти совсем непраздничные настроения погоды, как не волновал почему-то и вполне закономерный вопрос о том, в какое жильё я приведу свою невесту после регистрации брака. Да его вообще ещё попросту не было в наличии, если не считать комнатки в общежитии, где Илька жила на пару со своей подругой Тамарой Зверевой, или той же не более просторной родительской коморки-времянки. Не было совсем этого совершенно житейского вопроса тогда в моей голове, занятой, видимо, другими и более важными в данный момент проблемами. Вот именно, она, одна такая особенно важная, как мне показалось, действительно возникла в моём мозгу: мол, я веду невесту в ЗАГС, а у моей невесты нет даже букета цветов. Не порядок, подумал я. Но где его взять сейчас? Но тут я увидел слева на железнодорожной насыпи, мимо которой мы шли по деревянным мосткам, ступив на левый берег, буйную куртинку из кустов цветущего шиповника, сбегающую прямо к нашим ногам негаданным подарком судьбы. И я, недолго думая, тут же наломал колючий ароматный букет и вручил его Иринке. С той самой поры цветы шиповника стали негласным символом нашей семьи.

Ну а дальше всё пошло вообще легко и просто. По пути в банке я заплатил три новеньких ещё после недавней реформы рубля пошлины, которую тут же окрестил выкупом невесты у государства (а как ещё иначе можно назвать этот обязательный сбор с каждого жениха?), а в ЗАГСе лихо поставили свои подписи в пухлом гроссбухе, причём без всяких сегодня традиционных свидетелей – тогда такой традиции ещё не было, получили гербовый документ, узаконивший на весь наш век только что рождённую семью, выслушали дежурные слова поздравлений женщины-регистратора, и необыкновенно счастливые, с чувством исполненного долга, с гордостью отправились к моим родителям, чтобы их несказанно обрадовать о свершившемся событии. По пути мы, конечно, зашли в магазин, из всех карманов вытряхнули остатки денег, и их хватило как раз на бутылку наливки «Рябина на коньяке». С нею мы и пришли к родителям. Крайне изумлённый, Фёдор Корнеевич виртуозно матюкнулся от такого пассажа с нашей стороны, Олимпиада Даниловна на радостях всплакнула и тут же захлопотала над немудреными закусками. Вот такая была у нас тихая домашняя свадьба. Скромно, однако, памятно. И никто из нас двоих не огорчился, что нам не кричали «Горько!», потому что мы уже знали, что целоваться гораздо слаще, когда мы наедине друг с другом. А вот коньячная рябиновая наливка с той самой поры для нас с Ириной Васильевной стала поистине памятным семейным напитком. Но никогда после этого события мы не вкушали такой же вкусной «рябиновки», как 1 июля 1961 года.

Ну а настоящая наша свадьба случилась через 50 непростых лет – в 2011 году и в центре Москвы, в Дворце бракосочетаний на Чистых прудах, которую устроили для нас зять Андрей Алексеевич, дети Андрей и Елена, внуки Георгий, Михаил и Александр, внучка Антонина, правнук Андрей, многочисленные наши родственники со всех уголков России, кто смог приехать, и близкие друзья. А одно из поздравлений, с хорошим подарком в придачу, было от самого московского мэра Сергея Собянина. И закончились торжества там же, на Чистых прудах, в ресторане с удивительно чудным названием – «Дед Пихто»…

Кстати, в некоторое оправдание самого себя по поводу того, что, собравшись жениться, я даже не задумался о квартирном вопросе: мол, даже в голове не щёлкнуло ничего подобного. А ведь не зря такое случилось: надо учитывать то немаловажное обстоятельство, что жили мы в то время и с первых пелёнок воспитывались под заботливым покровом совершенно иной государственной политики. В детский сад или ясли – без проблем, учиться в школе, в вузах-техникумах и прочих академиях – бесплатно, для детворы в школе всякие там кружки спортивные и по интересам, и даже лыжи-коньки с выдачей на дом при необходимости, лишь бы ребятня спортом занималась – тоже никакой дани с родителей не брали. А чуть ли не в каждом дворе зимой хоккейная коробка, а летом городошная, волейбольная или хотя бы банальный турник – всё это было как само собой разумеющееся. То же самое и с квартирным вопросом: даже в самые трудные времена, например, для молодожёнов всегда находился угол и крыша над головой, а для молодых специалистов, приезжающих по распределению, так и вообще в первую очередь. Всё это было нормой в той самой стране, которую мы бездумно потеряли на самом исходе ХХ столетия. Поэтому мы с Иринкой и не заморачивались над этой проблемой: мы не были тунеядцами, честно работали на государственном предприятии – значит были на этот счёт защищены надёжно.

Так оно, в конце концов, и получилось. На первый случай нас поселили в деревянном домике, предназначенном под снос