Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Причины для чего?
— Для трагедии, конечно! — кричит мне Марта Скууг, как будто в этом есть моя вина. — Простите, — тут же спохватывается она.
— Что вы хотели этим сказать? — спрашиваю я.
— А то, что Марианне психически неуравновешенна. Вы прекрасно это понимаете. Вспомните, что ей пришлось пережить.
— Я об этом ничего не знаю.
— Так спросите у нее, если только она в состоянии говорить об этом.
— Меня пугают ваши слова.
Марта Скууг смотрит на меня, пораженная тем, что я не знаю каких-то обстоятельств.
— Но вы же должны знать, что она несколько раз лежала в психиатрической клинике?
— Я ничего не знаю, — бормочу я.
Она как будто понимает, что сказала лишнее, поворачивается и хочет уйти.
— Извините меня, — говорит она. — Я не думала, что меня кто-то увидит. Не знала, что дома кто-то есть. Мне просто было необходимо еще раз увидеть этот дом.
— Но почему бы вам не прийти к Марианне в гости? Она будет вам рада.
Марта Скууг трясет головой.
— Марианне не желает меня видеть, — говорит она. — Слишком многое стоит между нами. Я бы просила вас не говорить ей, что я тут была.
— Этого я вам обещать не могу, — говорю я.
А сам уже знаю, что никому не скажу об этой встрече.
Выпал первый снег. Тот, который еще растает. Который только завораживает. Как зимний путь он еще не годится. В эти дни ко мне приходит Ребекка, однажды утром, в середине бетховенской сонаты. Милая, верная Ребекка.
— Мне нужно было увидеть тебя, — говорит она, стоя в дверях. — Давай немного прогуляемся?
— С удовольствием.
Я надеваю зимнюю куртку и зимние сапоги. На Ребекке коричневая норковая шубка и хорошенькие розовые наушники. Как только мы выходим на дорогу, она берет меня за руку, как будто мы принадлежим друг другу на всю жизнь. Но ведь это не так.
— У тебя все в порядке? — заботливо спрашивает она. — Мне так тревожно за тебя.
— Почему?
— Из-за того, что тебя ждет, из-за этого трудного дебютного концерта. О, Аксель, я так счастлива, что я не на твоем месте!
Как только она это сказала, я чувствую себя более одиноким, но понимаю, что она права, что для тревоги есть причины. Не знаю, почему. Однако это так. Но я не могу рассказать об этом Ребекке.
— Все пройдет отлично, — говорю я, чтобы утешить ее.
— Да, надеюсь, так и будет, — взволнованно говорит она. — Тогда ты сможешь все это бросить, и остаток жизни мы сможем потратить на заботу друг о друге.
— Но у тебя есть Кристиан, — напоминаю я ей.
— А у тебя Марианне Скууг. И это два тяжелых случая. Поэтому мы и нужны друг другу, а то кто же будет заботиться о нас?
— У тебя трудности с Кристианом?
Она смотрит на меня, глаза у нее пронзительно голубые. Мы идем по Мелумвейен к дамбе в Грини. Идем по сказочному миру. Нас мог бы изобразить Карл Ларссон. В такие минуты я не могу понять, почему мы с Ребеккой не одно целое.
— Он такой требовательный, — говорит она. — Мы счастливы. Но он до безумия ревнив. И старается все время контролировать наше счастье.
— Это как? — спрашиваю я. Мы проходим мимо водопада, где мама окончила свои дни. Я кошусь на него, но ни о чем таком не думаю.
— Он может неожиданно появиться на моих лекциях, поджидать меня возле «Фредерикке» — столовой в университете — или перед погребком в Ауле. Кроме того, он желает заниматься со мной любовью в самых неподходящих для этого местах. Знаешь, например, где мы этим занимались?
— Нет.
— В примерочной у «Стеена & Стрёма».[11]И это совсем не смешно.
Я с пониманием пожимаю ей руку.
— Что я должен тебе сказать?
— Что угодно. Ведь ты мой друг.
— Могу сказать, что меня возбуждает, когда ты так говоришь.
Она щиплет меня за руку.
— Значит, в этом есть смысл. Я до сих пор не могу понять, почему мы не оказались вместе. И ты сейчас живешь с очень сексуальной женщиной.
— Ты имеешь в виду Марианне Скууг?
— Перестань, пожалуйста, всегда называть ее по фамилии. Почему ты это делаешь? Потому что она намного старше тебя? Когда вы едите на кухне, ты тоже называешь ее Марианне Скууг?
— Нет, — смеюсь я. — Тогда я зову ее просто Марианне.
— И она постоянно ищет твоей близости? Я знаю. Это видно по ней. Свободная, моложавая, хиппи-доктор, которая даже ездила на фестиваль в Вудсток. Это все звучит привлекательно, но я по-прежнему считаю, что она не лучший вариант для тебя. У нее слишком большое прошлое. Даже у меня его не столько. О, Аксель, тебе хорошо?
Она поворачивается ко мне. Мы стоим на мосту через Люсакерельву. Я думаю, что на каждом берегу у меня есть по женщине, но только Ребекка стоит посередине моста вместе со мной. Мне хочется поцеловать ее. Я наклоняюсь к ней.
— Мы не должны этого делать, — строго говорит она и прижимает палец к моим губам. — Мы в таком возрасте, когда от нас требуется особенная сдержанность.
— Ты уверена?
— Да, — она кивает. — Но мне необходимо тебя видеть. Часто.
Я размышляю, не рассказать ли ей о приходе Марты Скууг, о том, что я беспокоюсь за Марианне, но молчу.
— Мне тоже необходимо видеть тебя, — говорю я.
— Знаешь, где еще он занимался со мной любовью? — спрашивает она, сбитая с толку.
— Нет.
— В фойе для артистов в Ауле.
— Зачем ему это?
— Он хочет обладать мною во всех местах, которые были для меня важны.
— Бедный человек. Тогда у него много забот.
— Да. Вначале это было занятно. Но теперь начинает надоедать.
— Когда-нибудь ему придется заняться с тобой любовью на сцене в Ауле. Под «Солнцем» Мунка.
— Не болтай!
Тем не менее я представляю себе эту сцену и чувствую томление внизу живота.
— Не заставляй меня ревновать, — прошу я.
— У тебя были все возможности, — отвечает она.
Теперь у меня есть два мира, на каждом берегу реки. На одном берегу — мир Марианне Скууг. В Рёа, на берегу Люсакерэльвы. Красивый, опасный мир, который дает мне чувство свободы. Другой мир принадлежит Сельме Люнге. Он требовательный, утомительный и обязывающий. Я чувствую себя слишком молодым для обоих этих миров, но не могу жить без них. Я не в силах рассказать Марианне о встрече с ее бывшей свекровью. Боюсь поцарапать лак, повредить глянец, которым Марианне покрыла себя. Она даже призналась, что нуждается в этом, чтобы иметь силы жить дальше. Ребекка пытается что-то сказать мне. Сельма Люнге пытается что-то сказать мне. Марианне Скууг пытается что-то сказать мне. Даже Шуберт пытается что-то мне сказать. Как понять, что я должен выбрать?