Лишь два или три раза он спустился в трюм корабля, где среди каких-то тюков и ящичков, сделанных из тоненьких досок, в днище был вделан настоящий световой люк, забранный стеклом. Оно было настолько прозрачно, что почти не мешало смотреть и ничуть не искажало проносящиеся под днищем корабля виды. Поразмыслив, Сухром решил, что это было не столько дорого, сколько по-настоящему необходимо, для того, например, чтобы, как было над Слободой, точно выбросить трап и поднять кого-нибудь на борт.

Но в трюме из-за загроможденности было еще меньше места, чем в его с Датыром каютке, к тому же люк был невелик, только-только под размеры тарха, и потому-то рыцарь предпочитал любоваться полетом и землей, расстилающейся внизу, с палубы.

Земля действительно была с высоты забавным, даже увлекательным зрелищем. Рыцарь со своим превосходным зрением с удовольствием рассматривал ее, почти не замечая времени, случалось, что и про обед забывал, пока Датыр не приносил ему мисочку с каким-то варевом или блюда из риса, в которых тархи тоже оказались мастерами. К тому же забывчивость по поводу еды оказалась кстати, потому что кормили на «Раскате» довольно скудно, и для Сухрома, привыкшего к обильным и изысканным блюдам, это было еще одним малоприятным сюрпризом, с которым тем не менее пришлось смириться.

Равнина под ними была все же странной, иногда она отливала всеми цветами радуги, причем краски оказывались горячее, насыщеннее, чем бывали, как Сухром это отлично помнил, в Верхнем мире. Даже поля казались разноцветно-зелеными, и очень необычно было видеть с высоты, какими разнообразными бывают эти самые оттенки зелени. Тем более что они делились на какие-то квадратики или неправильные четырехугольники, причем один дополнял другой иногда по столь правильным и четким линиям, что оставалось удивляться труду смертных, затраченному на это.

Попадались деревеньки, причем стояли они, как правило, на небольших возвышенностях, которые почему-то почти всегда возникали у небольших рек, похожих с высоты на какие-то разделительные канавы. Но пару раз им случилось пролетать и над большими реками, в которых отражалось небо и которые бесконечными серо-сизыми дорогами уходили так далеко к горизонту, что у Сухрома даже глаза начинали слезиться, если он пытался рассмотреть что-либо в этой безмерной дымчатой дали. Это было даже труднее, решил рыцарь, чем смотреть, например, в пропасть.

В пропасти почему-то всегда угадывается дно, завершение вертикали, а вот завершения этим горизонтам не бывало, наоборот, представлялось, что они длятся, и длятся, и длятся, и… никогда по-настоящему не кончаются. Все равно что смотреть в небо, только не в близкое небо, по которому можно было лететь на таком корабле, как «Раскат», а в высокое, со звездами и такими лишь смутно угадываемыми далями, что и представить все пространства, возникающие за другими пространствами, невозможно. От этого могла бы закружиться голова, если бы Сухром об этом как следует подумал, вот только он был не силен в том, чтобы думать, а значит, и голова у него не кружилась. Лишь иногда ему становилось тоскливо, но тогда он звал Датыра со стаканчиком вина, а отвлекшись на это нехитрое действие, спустя пяток минут уже снова мог смотреть на мир, не опасаясь того, что эта протяженность затянет его в себя, как водоворот затягивает мелкие листья и сучья.

И лишь на пятый день он вдруг вспомнил, что… что в мире Госпожи от Слободы они, кажется, ушли на север, к северным горам, которых он из-за новизны впечатлений полета толком и не заметил. А сейчас… Тогда он подозвал к себе шкипера Луада, который отличался от капитана Виля словоохотливостью и склонностью к объяснениям.

– Шкипер, – обратился он к подошедшему тарху, – вот скажи, мы же должны лететь над миром Госпожи, в котором, как я помню, горы прерываются пропастями, в котором много всяких ландшафтов, кроме… собственно, кроме равнин. А мы все летим и летим над равнинами, как так получается?

– Мы действительно пошли от замка Госпожи к горам, на условный норд, сэр, – кивнул шкипер. – Но сразу попали в главное кольцо перехода, чтобы оказаться в более спокойном воздухе Нижнего мира, господин рыцарь.

Он еще что-то хотел объяснить, но Сухром перебил его:

– Это значит, что мы почти сразу же попали в Нижний мир?

– Так точно, сэр. Госпожа, когда обживала свой мир, называемый тобой миром Верхним, создала ближайшее кольцо перехода очень близко к замку, уж не знаю, из целей безопасности или по другим причинам… – Он даже чуть голову закинул, чтобы выразить свое восхищение Госпожой, хотя мог бы этого не делать, Сухром разговаривал с ним, сидя на палубе, и даже невысокий тарх возвышался над ним почти на голову. – Она была некогда, как я слышал, отличной воздухоплавательницей, могла летать на очень странных предметах, могла даже сама по себе летать, переноситься по воздуху, не соприкасаясь с землей или… с другими поверхностями. Вот и устроила эту штуку для себя.

Сухром почти ничего не понял из этого… гм… объяснения. Зато он уловил главное и спросил напрямик, чтобы больше не путаться:

– Так мы уже в Нижнем мире? Так скоро там оказались, да? А я и не заметил…

– Мы оказались не там, сэр, а тут… И это очень важное различие. Видишь ли, ходить по миру Верхнему нам тяжко, потому что он… Не могу тебе этого объяснить, но он фрагментарный, как пишут в лоциях, состоит из кусков, между которыми простираются бездонные пропасти, одну из которых ты мог бы видеть у замка Госпожи. Или бездонные небеса, то есть те же пропасти, обращенные вверх, но это – одно и то же. Безразлично, куда именно простирается пространство… Так вот, летать между этими землями через пропасти или через те, Верхние, небеса очень трудно, иногда даже невозможно, хотя и не знаю почему. Но попадать туда не рекомендуется, мы можем там попросту все погибнуть. Поэтому мастер Виль выбрал наиболее безопасный путь и вышел сюда, в Нижний мир, и свернул на равнины, которые ты и наблюдаешь. – Почему-то шкипер воодушевился, даже присел рядом с рыцарем и принялся объяснять, уже рисуя что-то пальцем на досках палубы, хотя ничего от линий, которые он обозначал, конечно, не оставалось. – Понимаешь, сэр рыцарь, переходы возможны в тех кольцах, которые неведомо как висят в воздухе, и если в него попадает птица или наш корабль, то меняется и мир, в котором мы находимся…

– Стой! – почти заорал Сухром, который уже понимал едва ли одно слово, произнесенное шкипером, из четырех. Он даже нахмурился, даже лоб собрал морщинами, но и это не очень-то помогало ему разобраться в том, что хотел выразить шкипер. – Ты отвечай на простой вопрос: мы летим, чтобы быть… над восточными землями континента?

– Можно сказать и так, сэр. Только восточных земель, если по правде, в нашем понимании не бывает. Потому что возможности корабля «Раскат»…

– Тихо, – рыцарю отчетливо хотелось задушить этого всезнайку, – следующий мой, – он сделал ударение на этом слове, – вопрос. Мы должны попасть на восток, все же преодолевая… – он сделал неопределенный жест, которым попытался как-то охватить весь мир за бортом корабля, – эти расстояния?

– Конечно, сэр, – почти удивился шкипер. – Ведь расстояния никто не отменял, и если нам нужно попасть куда-то, – он усмехнулся, словно сомневался в законности термина, – предположим на восток, то следует пройти те четыре тысячи лиг, которые отделяют нас от места назначения.