— Серёжа приезжал?

— Приезжал, конечно. Но я ему ничего не сказала, как ты и просила.

— Когда приезжал?

— Ну, вот когда ты уехала…

Я усмехнулась.

— Месяц назад?

Мама кивнула, и глаза отвела, словно ей за моего мужа неудобно было.

— Значит, я права. Всё правильно, — сказала я.

— Стася, как же ты жить дальше будешь?

Я её за руку взяла и ободряюще улыбнулась.

— Да хорошо буду жить, мам! Работу найду.

Она нахмурилась, приглядываясь ко мне.

— Вот прямо-таки сразу и найдёшь.

— Постараюсь. А ты мне поможешь, да?

Мама вздохнула.

— Ну, конечно, помогу. Но тебе нужно с ним развестись.

— Разведусь, попозже. Думаю, Серёжа даже рад будет избавиться от меня без ущерба… для своих капиталов.

— Я всегда говорила, что от больших денег одни беды!

Я кивнула.

— Теперь я с тобой согласна, мама. — Я отвернулась и остановила свой взгляд на цветущей фиалке на подоконнике. — Не хочу я никаких денег.

Надолго задерживаться у матери и отчима я всё-таки не рисковала. Уезжала в город, и там, ориентируясь на мамины советы и наши с ней задушевные беседы, старалась выстроить план на свою дальнейшую жизнь. Новости из родного города узнавала из газет или передач областного телевидения. Не смотря на то, что собиралась начать жизнь с чистого листа, ни дня не пропускала, обязательно смотрела новости, пролистывала газеты, но ничего для себя интересного не находила. Лишь однажды в новостях мелькнуло имя мужа, но говорилось не о его личных делах, а об открытии очередного филиала его фирмы в соседней области. И меня, судя по всему, никто не хватился. Это вдохновляло и тревожило одновременно. Бывало, я не могла уснуть по ночам, крутилась с боку на бок, и изводила себя предположениями. От страхов мгновенно переходила к надеждам, а следом смеялась и над тем, и над другим. А потом напоминала себе, что думать должна о будущем, заниматься собой, а не волноваться по поводу того, передерутся два дурака из-за денег или одумаются. Слава Богу, к дуракам я теперь отношения не имею.

Прошло ещё несколько недель, прежде чем я успокоилась настолько, что смогла чётко представить свою дальнейшую жизнь в этом городе. Потихоньку осваивалась, обустраивалась, даже начала покупать какие-то вещи. Лето кончилось, даже сентябрь, с его тёплым и солнечным бабьим летом, прошёл. Зарядили дожди, похолодало, и я, торопясь по серым, ещё плохо знакомым улицам домой, радовалась, что мне есть куда идти и иду я туда с радостью. Конечно, нужно было задуматься о собственном жилье, и я даже приценивалась, узнавала цены на недвижимость, и прикидывала, смогу ли я прожить ещё несколько месяцев, если потрачу почти все деньги на покупку собственного жилья. Я не шиковала, покупала только самое необходимое, но всё равно придётся туго, нужно будет как-то жить следующий год. Мама убеждала меня переехать к ним, это и деньги бы сэкономило, и ей было бы спокойнее, но я сомневалась. Не смотря на то, что я чувствовала себя в безопасности, инстинкт самосохранения начинал бунтовать, когда я задерживалась у них в доме. Там я была легкодоступна. А с некоторых пор, больше всего я оберегала свой покой. Сейчас мне не хотелось бы встретиться лицом к лицу с Серёжей и объясняться с ним. Мама говорила, что я совершаю ошибку, что нужно развестись с ним немедленно, но я продолжала осторожничать.

— Валя мне опять звонила, — рассказывала мне она. — Никак не может оправиться от случившегося. Всегда спрашивает, не у нас ли ты.

— Подозревает?

— Да чего ей подозревать, Стася? Как будто ты можешь пойти не к матери, а куда-то ещё!

— Значит, и Серёжа в курсе. Это ведь должно меня успокоить, правда? Если бы хотел, давно бы приехал. Значит, не хочет.

— Не хочет он, — проворчала мама. — Но разводиться тоже не хочет. Что он тянет? Ты-то понятно, а он?

— Это тебе понятно, — отозвалась я, помешивая ложечкой чай.

— Стася, так может он знает?

— Нет, мам. Никто не знает.

Она остановилась у стола, руку в бок упёрла и вздохнула, задумавшись.

— А Валя всё вопросы мне задает. Нет бы сына своего спрашивала!

Я усмехнулась.

— Да, он бы ей много рассказал. Хотя, скорее всего и рассказал.

— Да наверное. Судя по её тону…

— Мама, скажи ей, что я не передумаю. Мы с Серёжей расстались, ничего уже не изменишь.

— Да, рухнула наша с Валей дружба.

Я глаза опустила.

— Прости.

Она подошла и погладила меня по волосам.

— Да что об этом говорить? Интересы моего ребёнка мне куда важнее. И если уж ты так решила…

Опять эта интонация. Я позволила себя обнять, к матери прижалась, но, к её огорчению, продолжала хранить свои секреты. Мама уже давно всячески намекала мне, что держать в себе пережитое не стоит, надо выговориться, выплакаться, а кому, как не ей? Кто поймёт меня, как не она? И я не спорила, готова была с ней согласиться, но не представляла, как смогу рассказать родной матери, которая воспитывала и пыталась привить мне лучшие моральные ценности, о том, как я изменяла мужу с незнакомым и опасным типом. А уж про то, что Сулима уголовник, и вовсе заикаться не стоит, иначе она до конца жизни будет мне это припоминать, беспокоясь за моё душевное здоровье. Ещё и из-за её тревог и осторожных вопросов, мне не сиделось на месте, и я торопилась вернуться в город, чтобы остаться одной, и вновь сосредоточиться на себе, запрещая думать о прошлом.

В конце октября похолодало настолько, что выпал первый снег. Напугал ранней зимой, и тут же растаял, превратившись в ледяную жижу под ногами. Она неприятно чавкала, смешиваясь с грязью и жухлыми листьями, деревья ещё больше потемнели и казались съёжившимися, в преддверие зимней спячки. Дул холодный ветер, моросил дождь, но я всё равно каждый день ходила в парк, чтобы пройтись по аллее. Удовольствие, конечно, не как летом, и вода в реке не сверкала призывно на солнце, но я всё равно, дойдя до конца аллеи, останавливалась у перил набережной, и минут пять стойко терпела ледяные порывы ветра. Дышала влажным воздухом, гордясь собой из-за того, что не позволяю себе расслабиться и лениться, и строго следую распорядку. К тому же, кроме прогулок, расписанных по часам, порой, мне откровенно нечем было больше заняться. Вся моя жизнь превратилась в расписание, а дома никто не ждал и ничего от меня не требовал, поэтому я без труда его соблюдала. Много размышляла, строила планы на будущее, и на часы поглядывала. Но не могу сказать, что чувствовала себя несчастной или одинокой. По крайней мере, одиночество, если оно и ощущалось, меня не тяготило. А разве это не самое главное? Я оберегала свой покой. По пути домой обязательно заходила в торговый центр неподалёку, сидела в кафе, глядя в окно, или заглядывала в небольшие магазинчики на первом этаже. Выше располагались бутики, а я в последнее время об обновках в своём гардеробе не задумывалась. На первом же этаже был книжный магазинчик, сувенирная лавка и замечательная кондитерская. На пирожные и булочки я не налегала, а вот засахаренный миндаль стал моей слабостью. Его накладывали специальным совочком в бумажный кулёк, иногда орешки были ещё тёплыми, и я съедала их ещё до того, как успевала вернуться домой. Все эти мелочи, быстро превращающиеся в ритуал моей новой жизни, меня радовали.