— Тридцать лет назад здесь были только руины да активисты, требующие прекратить строительство, — хмыкнул Паша, переплетая их пальцы. Осторожно дернув жену на себя, почувствовал, как она плавно шагнула к нему в объятия.

— Этот ресторан всегда твой. Как и вся империя, — прошептала Кира, обнимая мужа за шею и заглядывая в зеленые глаза. — Мы еще можем вернуться, Паш. Больше не надо бороться, оставим все как есть.

Канарейкин понимал, о чем она говорила. Долгие годы в бизнесе научили Павла чувствовать предел, находить правильные точки для нажатия и решать, когда стоит отступить. Подсознательно Паша давно осознал, что слишком рискует. Политика — дело грязное. Там, куда он сунулся, имелись свои правила игры. И в них Канарейкин оставался пока зеленым новичком.

Нельзя просто прийти и изменить систему, но не пытаться пробиться сквозь собственный стеклянный потолок означало сдаться. А Павел Канарейкин сдаваться не привык.

Широкая ладонь скользнула вдоль поясницы, улыбка тронула губы, едва тяжелый вздох вырвался из груди Киры.

— Ты же будешь со мной до конца, даже если порознь? — спросил Кенар, зарываясь пальцами в светлые волосы жены. — Обещаешь быть сильным Львенком, что бы ни случилось?

— Павел Александрович Канарейкин, — Кира дернула мужа за галстук, громко рассмеявшись. Этот звонкий звук отразился от мебели вокруг них. — Я тебя брошу только в случае безвременной кончины от разрыва сердца на почве бесконечного стресса.

— Да, — с умным видом кивнул Кенар, касаясь губами шеи супруги и слыша ее хихиканье. — Одни сплошные нервы. С горем пополам двоих пристроили, сейчас самый проблемный покоряет просторы Африканского континента.

— Я о тебе говорила, дурень. Но Антон тоже в тему, весь в отца!

— Неправда, мальчик взял от меня только лучшее. Все плохое от матери.

— Помогите, мой муж остановился в развитии на уровне двенадцатилетки, — расхохоталась Кира, когда Паша наклонился вперед, удерживая жену в объятиях.

— Семь, — коварно улыбнулся Канарейкин. — Я молодею с каждым годом!

Таких моментов у этой семьи было немного за последний месяц, слишком напряженными выдались дни. Вначале проблемы с Антоном, затем политические дрязги. Кира бы очень хотела, чтобы Паша остановился. Прекратил лезть выше с риском рухнуть вниз и разбиться. Власть — сладкая конфета, внутри которой настоящий яд. Мало кто способен справиться с ней.

— Все будет хорошо, — улыбнулся Павел, возвращая жене вертикальное положение и прижимая к себе крепче. Пальцы осторожно коснулись светлых прядей. — Мы со всем разберемся, а после махнем отдыхать всей семьей. Или оставим детишечек дома, пусть принимают бразды правления.

— Эту сказочку я слышу уже не первый год, — хмыкнула Кира и провела ладонью по щеке Паши, почувствовав, как он потерся об нее. — Но все равно тебя люблю, поэтому буду поддерживать любое твое дикое начинание. Даже если завтра решишь бросить Москву ради жизни в лесу без удобств.

— Нет, нет, — покачал головой Канарейкин, слыша неподалеку шум, — никаких туалетов на природе! Я для этого слишком стар.

В зал ворвались несколько человек, среди которых Кира с Павлом заметили Елисея и Настю. Они о чем-то громко спорили, пока Кенар наблюдал за сменой эмоций на лицах людей вокруг. Первой ругань прервала Наташа, вытолкнутая вперед, когда Кира негромко прокашлялась, привлекая внимание.

— В чем дело? — нахмурился Паша, переглядываясь с обеспокоенной женой.

— Мы… — Степанова неуверенно обернулась и с шумом втянула носом воздух.

— Ну?! — перевел Павел взгляд со старшего сына на дочь, и Настя молча пихнула брата, кивая на родителей.

— Пап, кажется, мы нашли нашего хакера.

Африка, Эфиопия

Поселение Тиа

Их было тридцать шесть — древние камни за силовым полем напоминали старые надгробия и образовывали вместе таинственный древний комплекс. Среди саванны эти уникальные стелы ученые обнаружили еще в начале двадцатого века, но даже спустя почти два столетия секрет происхождения этих камней никто разгадать не сумел. В захоронениях находили останки людей в сидячем положении, — с браслетами, серьгами, украшениями из обсидиана и базальта, которые после отправили в Национальный музей под охрану.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Антон задумчиво прошел вдоль границы щита, осторожно подняв руку и чувствуя исходящие от него волны энергии. Большинство стел пали жертвами местного климата: ветер, дожди и солнце медленно разрушали камни. Часть просто раскололась на части, лежа грудой бесформенных камней среди сухой травы. Другие изрядно покосились, врастая в землю все глубже, пока беспощадная стихия стирала целый пласт истории высокоразвитой цивилизации, жившей задолго до образования государства Эфиопия. 

Одни говорили, будто мечи и знаки означали количество битв, которые прошел покойный. Другие считали стелы чем-то мистическим, будто в четких линиях скрыт сакральный смысл, камни — оставленные послания из прошлого.

— Красиво, — услышал Татошка, вздрогнув от неожиданности, и резко обернулся.

— И через десять-двадцать лет не останется ничего, — пожал он плечами, приводя в порядок сердцебиение. Присев на корточки, Канарейкин коснулся теплой земли, позволяя Герундию провести сканирование территории вокруг щита.

— Уровень заряда равен сорока процентам. Пожалуйста, не забудьте подключить смарт-часы к системе, — проскандировал электронный голос, выводя на цифровой экран карту местности за щитом.

Ничего особенного, обычная саванна с редкими клочками кустарников и деревьев. Древние стелы, несколько предупреждающих табличек. Спутник уловил движение неподалеку в небе — патрулирующие дроны, но не военные, как предполагал Антон.

— Все плохо? — вновь задала вопрос Милана, пристально глядя на Татошку. — Они готовят праздник, нас пригласили, как волонтеров, прибывших с гуманитарной помощью.

— Ты же понимаешь, что если нас поймают, то все закончится плохо? — вскинул брови Канарейкин, услышав вздох в ответ. — Милан, это не просто какие-то бандиты. Военные! Никто не станет разбираться, когда страна находится на грани политического переворота!

— Предлагаешь их бросить? — ошарашенно уставилась на него Милана, опуская руки. — Просто уехать и забыть? Ты в своем уме?

Она действительно не могла поверить, что услышала от Антона такие слова. Казалось, они только начали понимать друг друга. Достигли соглашения, Канарейкин перестал смотреть на мир через призму богатого мальчика. И вот снова жестокие, циничные фразы лились на голову охлаждающим потоком. «Мы не должны рисковать. Это проблема местных. В чужой монастырь не ходят со своей верой», — говорил Татошка, пытаясь образумить Боярышникову. Тряхнул за плечи и посмотрел в глаза прямым взглядом, заставляя отступиться от принципов.

— Я просто говорю