– Точно. По номеру на моторе, который успели сплавить соседу, установили, кому принадлежала машина. Недавний владелец Дыбенко Андрей Петрович.

– И как машина попала к ушлым детишкам?

– Говорят, нашли в лесу, – засмеялся Берсеньев. – Стояла одинокая и никому не нужная. Из милости решили у себя пригреть, и вдруг такая незадача. Учитывая, что местонахождением Дыбенко следствие сейчас очень интересуется, ребятишкам пришлось несладко, история их, мягко говоря, вызывала сомнение. Но, несмотря на долгий суровый разговор в стенах здания, способного и у ребят постарше вызвать трепет, эти двое продолжают стоять на своем: машину обнаружили в лесу, уже без номеров. Она была заперта, дверь вскрыли и смогли завести, им уже и раньше доводилось тачки тырить, но только чтобы покататься. А тут бесхозная машина, вот они и решили: чего добру пропадать, загнали ночью в сарайчик и распродали на запчасти.

– Откуда сведения?

– Источники не разглашаю, но они надежные. Твой бывший подтвердит, если захочет.

– Это вряд ли… – вздохнула я. – А где они нашли машину? Точное место указали?

– Насколько оно точное, судить не берусь. Примерно километрах в пяти от коттеджного поселка, как раз по направлению к их родной деревне.

– Когда это произошло?

– Через несколько дней после убийства. Если ничего не путают и не врут.

– А что они делали в лесу? За грибами ходили?

– Говорят, прогуливались. А что, и в ноябре в лесу пройтись приятно. Но знающий человек сообщил: там неподалеку старая электролиния проходит, когда-то летняя дойка была, вот ребятишки потихоньку провода и срезали. Если к работе стремления нет, приходится проявлять изобретательность, чтобы было на что кушать.

– Ничего подозрительного в машине не заметили?

– Говорят, что ничего. Машина как машина, старенькая, но на ходу. Проверить их слова затруднительно, они ободрали всю обшивку, сиденья тоже кому-то загнали… все, что имело хоть какую-то ценность, пошло с молотка.

– И что ты по поводу всего это думаешь? – спросила я.

– Пока ничего.

Я поднялась и приготовила себе еще кофе, стоя спиной к Берсеньеву.

– Предположим, после убийства Дыбенко решил избавиться от машины, боялся, что кто-то видел ее возле коттеджного поселка, – разливая кофе в чашки, сказала я. – Вот и бросил ее в лесу. Особой ценности она не представляла…

– Допустим, – кивнул Берсеньев. – Вот только что он от этого выигрывал? Ведь машина принадлежит ему, и выйти на владельца не проблема.

– Если б не эта парочка, машина могла простоять там несколько лет. Натолкнулись бы на нее грибники, и что? Побежали бы сообщать в полицию? У нас во дворе тачка ржавеет уже лет пять, и никому до этого никакого дела.

– С этим я не спорю, – хмыкнул Берсеньев. – Вопрос: почему он бросил ее в лесу, всего-то в пяти километрах от места убийства.

– Был напуган, нервничал…

– А до города пешком добирался? Или на автобусе? Рискуя, что кто-то обратит на него внимание?

– Может, он не такой умник, как ты. Действовал импульсивно… Торопился избавиться от машины и сорваться в бега.

– Вот с этим не соглашусь. Если Веру тоже убил Дыбенко, еще как минимум несколько дней он ошивался где-то рядом и, только убив ее, отправился колесить по стране. Не было никакого смысла тачку бросать.

– Что-то мы упустили… – пробормотала я в большой задумчивости. – Придется еще раз съездить в Голованово, поговорить с теми, кто хорошо знал Андрея.

– Отчего ж не съездить, – кивнул Берсеньев.

На следующий день мы отправились в Голованово. Агатка милостиво отпустила меня с работы и даже вопросов задавать не стала. Интересовали нас одноклассники Дыбенко и Одинцовой. О них можно было узнать, обратившись к Ольге Валерьяновне, но, поразмыслив, я от этой идеи отказалась. Во-первых, ни к чему лишний раз бередить старушкины раны, во-вторых, Геннадия Владимировича я заверила, что этим делом больше не занимаюсь, и мое любопытство вызовет массу вопросов. Проще всего было заехать в школу, где когда-то училась Одинцова, и навести справки там. Прежний адрес Ирины я помнила, и найти школу, находившуюся в этом районе, оказалось проще простого. Педагогический коллектив состоит в основном из женщин, и я очень рассчитывала на обаяние Сергея Львовича. Оно не подвело.

Директора школы, даму лет пятидесяти со страдальческим выражением лица, мы смогли застать в кабинете. Я представилась помощницей адвоката, чьим клиентом был Одинцов. Мы ищем бывших одноклассников его супруги, чтобы задать несколько вопросов. Берсеньев, в продолжение моей короткой речи, не сводил с директрисы нежного и тающего, как растворимый кофе, взгляда. Через пять минут унылое выражение сменилось интересом, вряд ли к моему рассказу. Но главное она уловила и кивнула со вздохом:

– Ужасная история. И Ирочку, и Веру я прекрасно помню. Хорошие были девочки. Особенно Ира. Тихая, скромная, очень ответственная, ей можно было поручить любое дело и не беспокоиться: все выполнит в срок… Я не очень поняла, чем вам могут помочь ее бывшие одноклассники?

– Нам важно понять, каким Ира была человеком, – туманно ответил Берсеньев и удостоился широкой улыбки.

– Знаете что, я вас сейчас к Юлии Борисовне провожу, это наш учитель физкультуры. Когда-то училась с Ирой в одном классе, закончила институт и вот теперь у нас преподает, в родных стенах, так сказать… По-моему, они с Ирой дружили. Собственно, от Юлии Борисовны я и узнала об этой страшной трагедии. У нее сейчас должно быть «окно» в занятиях.

Такое везение мне и не снилось. В сопровождении Маргариты Витальевны мы отправились на второй этаж в учительскую. Юлии Борисовны там не оказалось, но завуч сообщила, что сейчас она, скорее всего, в буфете.

Вдоволь побродив по школе, в конце концов обнаружили подругу Ирины в крохотной каморке возле спортзала. Молодая женщина в костюме российской сборной что-то записывала в журнал.

– Юлия Борисовна, это к вам, – сообщила директриса, изрядно утомленная беготней. Подозреваю, если б не Берсеньев, который все это время живо интересовался вопросами педагогики, восторгался недавним ремонтом и дал понять, что на энтузиастах, вроде Маргариты Витальевны, держится вся наша бескрайняя родина, в общем, если б не его словоблудие, сдобренное лестью и улыбкой на мужественном лице, она бы уже давно нашла повод от нас избавиться.

Простившись с Берсеньевым за руку, а со мной кивком, Маргарита Витальевна удалилась, Юля закрыла журнал, оценивающе окинула нас взглядом и спросила:

– В каком классе учится ваш ребенок?

– Мы еще только на пути к его созданию, – ответил Берсеньев. Стоило директрисе удалиться, как легкий налет слащавости исчез из его облика, смотрел он дерзко, а улыбался зазывно. Одно слово: хамелеон.

– Мы не являемся родителями ваших учеников, – пояснила я. – Сюда нас привело желание поговорить с теми, кто хорошо знал Ирину Одинцову, до замужества Томашевскую, и ее подругу Веру. Вы ведь учились в одном классе?