— Важна не столько логика действия, сколько сам факт, — спокойно объяснил Уэйд. Вечно ему все приходится разъяснять.

— Наверное, я недостаточно умен для всего этого, — ответил Шай. — Но мне не улыбается резать ограду моих соседей.

— Ты достаточно умен, — заверил его Уэйд Уолс, натягивая черную куртку.

В первый раз он увидел брата девочки, когда тот пробирался сквозь заросли овсяницы. Шай ехал в Дюбуа, и путь его лежал через резервацию. Он увидел невысокого индейца, идущего вдоль дороги, хотя и довольно далеко от нее — трава доходила ему до пояса. У индейца были длинные волосы, до плеч, он шел неровной резкой походкой, да к тому же прихрамывал. Шай торопился и проехал мимо на большой скорости, вметнув столб пыли. Затем глянул в зеркало заднего вида — индеец тащился где-то далеко позади. Несколько часов спустя, закончив дела, Шай возвращался обратно через резервацию. Отъехав от Форт-Вашаки на пятнадцать километров, он с удивлением заметил того же самого человека. Теперь он был ближе к дороге, и Шай сумел разглядеть его широкое залитое потом лицо, на котором ничего не было написано. Индейца шатало то влево, то вправо. Шай снова проехал мимо, но что-то заставило его развернуться. Он подъехал к индейцу, который продолжал идти, не останавливаясь. Шай опустил стекло и поехал уже совсем медленно, чтобы сравняться с ним.

— Эй, тебя подвезти?

Небо было выскоблено до наготы, на нем осталось лишь одно пятно — на юго-западе работали нефтеперерабатывающие заводы.

Индеец ничего ему не ответил, просто повернулся, открыл дверь машины и забрался внутрь. К аромату травы и листьев примешивался резкий запах грязной одежды.

— Куда идешь?

— Никуда. Просто гуляю. Не знаю. Куда-нибудь. А ты?

— Ну, я вообще-то еду в Слоуп, но решил развернуться и подвезти тебя. Я тебя утром видел.

— Я тебя тоже заметил. Но мне никуда не надо.

Машина ехала по обочине, медленно удаляясь от Слоупа. Индейцу было никуда не надо. Ситуация вышла неловкая. Неужели он так и будет болтать с индейцем?

— Ну, тогда я лучше развернусь и поеду домой. Если тебе никуда не надо.

— Ладно, — ответил индеец, но даже не шелохнулся.

— Пожалуй, тут наши пути расходятся.

— Нет, еще рано.

Индеец смотрел перед собой. Он был крепко сложен, но ничего угрожающего в нем не было, огромные руки спокойно лежали на коленях.

— Почему ты остановился? — спросил он.

— Черт подери, я думал, тебя куда-то подвезти надо. Ты же так долго шел.

— Тебе хочется чего-то. Чего? Что, интересно, тебе от меня нужно?

— Да ни черта мне от тебя не нужно. Просто хотел человека подвезти.

Машина остановилась.

Шай и оглянуться не успел, как ключи от машины оказались зажаты в руке индейца.

— Нет. Тебе хочется чего-то. Ты никогда никому не рассказывал об этом желании. Но тебе хочется этого настолько сильно, что ты приехал сюда и развернулся, хотя направлялся в другую сторону. Ты хотел меня попросить о чем-то.

И Шай не сдержался. Девочку. Тринадцатилетнюю. Трахнуть. Он заплатит. И ему заплатит, и девочке.

Господи, ну почему он не удержал тогда язык за зубами, зачем он вообще родился на белый свет?

Ночь выдалась прохладная, светила зеленоватая луна, а облака были похожи на обломки рухнувших колонн. Они долго ехали по неровной дороге под аккомпанемент шуршащего под колесами гравия, в машине пыль стояла столбом — она даже чувствовалась на языке. Проселочные дороги становились все уже, поднимались все выше, на них все чаще встречались ухабины и камни размером с жаровню. В свете фар показался валун, около которого они остановились. Уэйд Уолс включил фонарик и взглянул на карту. Потом сказал: «Это здесь». Они вышли из машины и в темноте перекусили проволочную изгородь. Уолс засунул карточки под камни и в изгородь. Сделав свое дело, они направились к следующей цели.

В ночной тишине дыхание Уэйда Уолса слышалось особенно отчетливо. Он ликовал, жажда разрушения подгоняла его. В нем проснулся доселе незаметный Уэйд Валациевич, мстительный сын мясника, занимавшегося на мясоперерабатывающем заводе головами — он вставлял нож в ротовую полость коровы и срезал вены с языка, затем раскалывал череп, вынимал мозг и слизистую, после чего отсекал рога; отец умер в сорок втором от какой-то инфекции.

Шаю пришлось приложить силу, чтобы перекусить ограду; сначала она не поддавалась, но потом он услышал легкий звук лопнувшей проволоки. Они занимались этим уже несколько часов, поднимаясь вверх по склону. Чинить изгороди будет кому-то непросто. Забрезжил рассвет.

— У нас еще есть полчаса, — сказал Уолс, задыхаясь. Он мог резать изгороди целыми днями или даже неделями.

Было еще темно, но очертания предметов уже можно было различить. Было сухо и холодно — верный признак того, что дни становятся все короче, а полуденная жара обманчива.

Шай выпрямился. На горизонте делалось все светлее, словно темноту разбавляли водой. Послышался унылый крик какой-то птицы, издалека донесся вой койота. В предрассветной свежести чувства его обострились. На севере из темноты выступила скала. Он даже заметил очертания пещер. Шорох сухих листьев и шелест полыни под ногами заставили Шая прислушаться. Казалось, когда-то очень давно он, возможно, проезжал через эти места.

Когда раздался выстрел, Шай успел испытать своего рода удовлетворение: он чувствовал что-то недоброе, и чутье его не обмануло. Пуля попала в скалу и срикошетила. Ему почудилось, будто пуля отлетела от камня одновременно с тем, как у него перехватило дыхание, словно у человека, оказавшегося в ледяной воде. Бедро пронзило острой обжигающей болью. Он упал на землю.

Внизу кто-то кричал:

— А ну спускайся, сукин сын! И держи руки так, чтобы я их видел! Спускайся сейчас же! И кусачки возьми! Мы за тобой уже целый час следим! Спускайся, а то хуже будет!

Голос был резкий и срывающийся от ярости.

Уэйд Уолс подполз к товарищу.

— Ты ранен. Ранен.

— Спускайся давай, сукин сын! — послышался тот же голос. — Если мне придется за тобой подниматься, то вниз ты пойдешь на поводке из проволоки!

— Ни с места! — крикнул кто-то другой.

Шай чувствовал в руке тяжесть кусачек. Внизу мелькали пятнышки фонариков, свет которых слабел в неумолимо приближающемся рассвете. Нога было словно из картона. Он выронил кусачки и дотронулся до бедра — кровь была липкая и теплая, пуля засела где-то глубоко в суставе. Дотронувшись до раны, Шай испытал невыносимую боль. Его преследователи пробирались сквозь овражек, и их не было видно. Уйэд Уолс куда-то запропастился.

В первых солнечных лучах мотылек на стволе дерева оказался следом от пули.