Чебаков поплыл на малом — стал путаться в деталях: не знал, на каком этаже лежал мертвый Влад, в каком положении находилось тело, из оружия какого калибра были произведены выстрелы, в каком подъезде Влад жил, что находится во дворе его дома…

В ответ на вопросы Чебаков лишь нервно передергивал плечами, бледное лицо его делалось еще более бледным, он отводил взгляд в сторону и произносил монотонно:

— Не знаю… Не помню. Не знаю. Не помню…

Трибой захлопнул блокнот и поднялся с места. Приказал конвоирам:

— Отвезите его туда, где взяли. И вообще, верните в старый изолятор.

На следующий день он позвонил Вельскому:

— Братья Чебаковы — это ложный след. Надо вам докладывать обо всем в подробностях?

— Нет, жалко время. На чем братья стали плыть?

— Как обычно — на деталях. Не знают, где находится Новокузнецкая улица и как до нее доехать на метро. Андрей не смог даже ответить на вопрос, сколько выстрелов было сделано по Владу.

— Все ясно! Попробуйте узнать, Петр Георгиевич, кто поручил им выступить с такой инициативой? Уж не наша ли доблестная, которая «меня бережет»?

— Уверен, что она.

— Я тоже так думаю. Но нужны доказательства.

— Постараюсь их добыть.

Добыть доказательства не удалось. Чебаковы, как один, так и другой, будто бы на замок запечатали свои рты — они хорошо понимали, чем грозят им подобные признания.

Один из сотрудников следственной группы присутствовал при последнем обыске у Бейлиса. Облачившись в форму налогового полицейского с капитанскими погонами, он взял стопку бумаг, ручку и занимался тем, что писал протокол. Протокол для самого себя.

В протоколе он отметил следующее: «Надо проверить еще раз стволы, имеющиеся у Бейлиса и его подчиненных. Проверить выплаты, сделанные работникам, не входящим в штат фирмы. Проверить, кому из штатных сотрудников были выплачены наиболее крупные премии. Сравнить прибыль, которую получал Бейлис до убийства Влада, с той, что он получает сейчас. Заметить особо — нет ли среди сотрудников Бейлиса людей, которые желали бы сотрудничать с правоохранительными органами?» Следственной группе очень важно было найти слабину в неприступном — гранатой не взять, — будто бронированном хозяйстве Бейлиса.

Через некоторое время следователи сделали для себя одно открытие: сразу после убийства Влада Бейлис начал делать крупные денежные перечисления на счет Хозяина — регулярно, каждый месяц. Раньше фамилия Хозяина в его бумагах не фигурировала.

Прошло еще немного времени, и следователи сделали второе открытие, заставившее их изумиться: имелись внеплановые крупные перечисления и все они были сделаны на следующий день после того, как от рук киллера погибал кто-нибудь из видных китов рекламы или шоу-бизнеса. Таких «странных» совпадений следователи насчитали девять.

Трибоя заинтересовала личность Хозяина, он стал искать к нему подходы и довольно скоро нашел — встретился с новоиспеченным майором Феней.

Встреча прошла в малоприметном ресторанчике на Таганке, не имеющем своего названия, но славящегося тем, что здесь готовили настоящие сибирские пельмени и варили их в кедровом масле.

— Вы, конечно, понимаете, что наступит момент, когда Россия вырвется из беспредела — не могут ни паханы, ни крестные отцы, ни даже Семья, руководимая самим президентом, существовать до бесконечности. И творить до бесконечности беспредел. Ниточка обязательно выскочит из клубка, клубок начнет разматываться, все вылезет наружу. За прошлое придется отвечать. Вы понимаете это? — спросил Трибой у Фени.

Феня неожиданно усмехнулся и потянулся за бутылкой красного французского вина. Штука, конечно, несовместимая — красное французское вино и сибирские пельмени, но в этом ресторанчике, где любили бывать сотрудники Генеральной прокуратуры, это было. Сделав вежливый поклон, он налил себе. Задал вопрос:

— Скажите, Петр Георгиевич, а почему вы сбрили усы?

Трибой также усмехнулся, провел рукою по лицу.

— Надоели. Знаете, есть такая бытовая формула — надоели? Просто в один прекрасный момент я понял: хватит носить усы, и все!

На самом деле Трибой усы сбрил перед одним следственным экспериментом — не надо было, чтобы его узнали. Поинтересовался у Фени:

— А к чему вы это спросили?

— Не удивляйтесь моим вопросам. Просто человека лучше всего понять, задавая ему совершенно неожиданные, даже нелепые вопросы.

— Что ж, у каждого своя система.

— Да, каждый сходит с ума по-своему.

— Уж не думаете ли вы, что я схожу с ума, заявляя о том, что беспределу наступит конец?

Выпили вина… Закусили вяленым мясом.

— Не думаю, — ответил Феня. — Иначе бы я не пришел на встречу с вами.

Трибой вежливо наклонил голову:

— Спасибо.

— Скажите мне, господин следователь, что я буду с этого иметь? — Феня выставил перед собою руку и помял пальцами воздух.

— Вас не тронут при любой правовой разборке. Плюс вы получите хороший гонорар к тому, что уже имеете, пардон, и в России, и на счетах за кордоном. Мы ничего не тронем. Плюс дадим зеленый дипломатический паспорт. После этого можете поехать в любую страну.

— Зеленый паспорт мне не нужен, гораздо лучше — общегражданский красный…

— Тоже верно.

Феня был практичным господином, знал что говорил: человек с дипломатическим паспортом в любой стране мигом попадает под колпак, даже в такой вольной, как Америка. А общегражданский паспорт никогда не привлекает к себе внимания, сейчас даже российские послы, выходя в отставку, обзаводятся общегражданскими паспортами.

Феня налил еще вина Трибою, потом себе, оглядел небольшой уютный зал, в котором тихо играла музыка. На их столе, потрескивая, горели три свечи. Неожиданно одна из них погасла.

— Две свечи — к покойнику, — спокойно проговорил Феня, погасил еще одну свечу. — Умирать никто из нас не хочет, ни вы, ни я. — Феня огляделся. — В этом ресторане я когда-то уже бывал, пил текилу. Именно здесь впервые в Москве появилась текила.

— Обычная вонючая самогонка.

— Согласен, но зато приготовленная из кактуса. Романтика! — Феня поднял указательный палец. — Та текила, насколько я помню, была сварена из голубой агавы. «Текила бланка» фирмы Франческо Хавьеры.

— Мало того, что вонючая, еще надо мазать руку лимоном и посыпать солью. А потом этим закусывать… Тьфу!

Феня выпил вино, задержал во рту несколько капелек, прижал их к небу.

— Хорошее вино обязательно оставляет послевкусие, — сказал он.

— Плохое — тоже.

— Послевкусие послевкусию — рознь.