Поглядывая на стрелки глубиномера и главного магнитного компаса, пилот повернул к фарватеру…

Белоснежный катер покачивался на волнах метрах в двадцати от парапета набережной. Мы с Георгием сидели на его бортике и скучали. Сергей Сергеевич, беспрестанно меняя радиостанции и мобильные телефоны, с кем-то связывался: спорил, ругался, отдавал распоряжения и координировал действия сотрудников Службы безопасности.

Мой интерес к операции понемногу угасал.

И вправду, что за дело мне было до того, каким способом поймают хитрожопых немецких археологов? То ли их возьмут под белы рученьки на пустыре возле Дома советов, то ли прижучат на месте преступления– в какой-нибудь незаконно выкопанной траншее посреди подвала?.. Кстати, Горчаков уже отдал на этот счет несколько приказаний, и в уродливое заброшенное здание отправилась группа захвата.

От нечего делать я разглядывал светлевшее на востоке небо и мысленно благодарил бога за окончание водных процедур в грязной, медленно текущей на запад речушке. Азаодно подбирал фразы и репетировал речь, должную пристыдить шефа за безвременную кончину моего отпуска. Вобщем, готовился к лихой атаке, дабы возвратить утраченную свободу.

И вдруг неподалеку от нас раздался гулкий утробный звук, словно огромный кит отрыгнул в реку пару тонн проглоченного накануне планктона.

Мы как по команде повернулись в поисках источника странного звука. Капитан катера врубил прожектор и нащупал лучом под парапетом довольно большой водоворот.

Я от неожиданности позабыл об отпуске. Жора привстал. АГорчаков уронил на палубу дорогостоящий приемопередатчик.

– Что за хрень? – растерянно спросил Устюжанин.

Я много чего повидал в морях и океанах, но такое явление, признаться, лицезрел впервые.

Первым опомнился генерал.

– А вам не кажется, товарищи боевые пловцы, – нервно шуршал он пачкой сигарет, – что в парапете под воронкой образовалось некое отверстие, куда и засасывает воду?

Версия показалась логичной. Только куда ее засасывало? Икаким образом могла образоваться дыра? Ведь ни взрыва, ни ударов мы не слышали.

Рассвет только занимался. Небо над Калининградом оставалось темным, набережная тоже утопала во мраке. Прожектор хорошо освещал поверхность воды, а что происходило на глубине, никто из нас не видел.

– Чего молчите? Хотелось бы услышать предположения опытных моряков, – донимал Горчаков.

– Пока на ум приходит только одна версия, – потянулся я за фонарем и маской. – Версия подвижки тектонических плит.

– А если серьезно? – раздраженно произносит генерал.

– Если говорить серьезно, то… зачем гадать, если можно увидеть своими глазами?

С этими словами я сбросил с плеч куртку и посмотрел на Жору.

– Пошли, прогуляемся.

Оставив Горчакова в молчаливом недоумении, мы вываливаемся за борт…

* * *

Мой пустой дыхательный аппарат так и остался лежать где-то в пещере. Вдвухбаллонном акваланге Георгия еще имеется небольшой запас воздуха, и мы по очереди дышим, передавая друг другу загубник.

Видимость в реке отвратительная. Водоворот и вызвавшее его явление подняли со дня ужасающую муть. Фонарный свет упирается в мельчайшие частицы, не позволяя рассмотреть ничего дальше одного метра. Мы ползаем у речного дна и буквально на ощупь пытаемся выяснить причину происходящего под парапетом.

Проходит минута, другая…

Внезапно Георгий теребит меня за руку и тащит в сторону. Яследую за ним и через пару метров натыкаюсь на лежащее на дне огромное темное тело.

От удивления загубник едва не вываливается изо рта. Ведь мы прочесали все дно вдоль набережной, и я готов был поклясться, что здесь ничего не было!

Приблизившись, мы понимаем: на грунте с небольшим дифферентом на нос лежит субмарина сверхмалого класса.

Осторожно обходим кормовую часть корпуса, осматриваем единственный вертикальный руль, горизонтальное оперение, гребной винт диаметром около полуметра…

По бортам у подлодки имеются бугельные торпедные аппараты, но вместо оружия в них «заряжены» некие пеналы, лишь отчасти похожие на торпеды.

Над корпусом торчит смещенная назад приземистая рубка с предохранительным ограждением убранного перископа, с крышкой шноркеля, обрубком антенны и прозрачным плексигласовым колпаком. Заметив колпак, мы предусмотрительно опускаемся ниже уровня рубки, чтобы не попасть в поле зрения экипажа невесть откуда взявшейся субмарины.

Носовая часть имеет устаревшие обводы. Подобная хищная форма подводных кораблей использовалась в конце Второй мировой войны. Вцелом субмарина выглядит неплохо, борта даже поблескивают темно-серой краской, словно она пару дней назад покинула док судоремонтного завода.

Закончив беглый осмотр, толкаю Жору в бок: «Пошли наверх! Пора сообщить о находке шефу…»

* * *

После первой же фразы нашего доклада Сергей Сергеевич меняется в лице.

– Сверхмалая подводная лодка?! – лезут на лоб его кустистые седые брови.

– Так точно. Классифицирована как немецкий «Зеехунд». Или, по-нашему, «Тюлень».

– Но как? Откуда она здесь?!

– Видимо, дожидалась своего часа под набережной, – рассудительно замечает Устюжанин. – Пылилась в полной готовности в миниатюрном сухом доке, ниже речного уровня.

Я добавляю:

– А когда экипаж занял места, скатилась по направляющим и пробила герметичную перегородку.

– Да, все сходится, – трясущими пальцами тянется генерал к мобильному телефону. – Это объясняет и утробный звук, и наличие водоворота. Вода просто заполняла объем опустевшего подземного помещения…

Набирая чей-то номер, он внезапно замер и прежде чем внести коррективы в действия сотрудников ФСБ наземных групп, подозрительно прищурил глаза:

– Постойте, а вы уверены, что в субмарине кто-то есть?

– Как мы можем быть в этом уверены?

– Вы же говорили о плексигласовом колпаке! Разве через него не видно, что находится внутри?

Пожимаем плечами:

– Мы не заглядывали. Не хотели раньше времени себя обнаруживать…

– Так, так, так… – барабанит Горчаков пальцами по борту катера. – Боюсь, как бы история с подлодкой не оказалась хитрым фокусом. Афокус в свою очередь не вышел нам боком.

– В каком смысле?

– Вдруг это всего лишь отвлекающий маневр? Мы обнаруживаем покинувшую убежище субмарину, прерываем сухопутную операцию и бросаем все силы сюда. Агоспода «археологи» под шумок уходят с пустыря и рвут к польской или к литовской границе.